- Я останусь на время рейда, - твердо ответил Габриэль.

- Замечательно! - Жан по-юношески легко соскочил с кресла и, облокотившись о перила, с шумом вдохнул соленый морской воздух. Он не скрывал своей радости и великодушно предложил: - Готов ответить на ваши вопросы.

- Откуда деньги на кампанию?

- Позаимствовал у Церкви, - ухмыльнулся император.

Каким образом несчастные монастыри и храмы Константинополя за тридцать лет нещадных поборов умудрялись добывать средства, чтобы оплатить очередную военную кампанию императоров, было непонятно. На взгляд Габриэля, у церквей из ценностей нетронутыми остались только свинцовые крыши.[137] Но он не стал углубляться в эту тему и перешел к другим вопросам:

- Каков план похода?

- Он незамысловат. Бодуэн остается в Константинополе и готовит город к осаде.

- Справится?

- Я оставлю ему подробные инструкции. А мы с вами двинемся в Каллиполь. Предвижу ваш вопрос и отвечаю сразу: нет, я не уверен, что мы успеем вовремя. Главное, мы продемонстрируем венецианцам свою готовность их поддержать, а там - как получится. К тому же мы пройдем вдоль побережья Пропонтиды и укрепим дополнительными людьми все наши крепости. Когда Ватац двинется на Константинополь, они хотя бы немного оттянут на себя силы ромеев.

- Разумно, - поддержал Габриэль. - Когда выступаем?

- Сейчас на совещании и решим. Пойдемте, нас уже ждут.

Этот рейд продлился около двух месяцев. В целом все получилось, как и предсказывал Жан. Помочь венецианцам они не успели: Ватац к тому времени уже захватил Каллиполь. Но и бодрого марша к стенам Константинополя у ромеев не вышло: тяжеловооруженная франкская конница немного погасила их пыл. Однако в начале августа де Бриенн получил донесение, что с запада к столице движется мощное войско болгар, и франки поспешили назад. По пятам за ними следовал Ватац. К концу лета объединенные силы ромеев и болгар осадили Константинополь.

Походные будни несколько отвлекли Габриэля от мыслей о Сабине, но когда он приехал в город, все вернулось на круги своя.

За время похода ни Леон, ни тем более Родриго с Андрэ ни о чем его не расспрашивали. Габриэль знал, что кастилец перевел слова Ахмеда о беременности Сабины (он слышал тогда их бурные пререкания), но ни одного вопроса: как, почему и самого страшного - от кого - не последовало. Видно, гневный вид виконта предостерегал его спутников от излишнего любопытства.

Его решимость увидеть супругу окрепла. Последней каплей стал приезд гонца от Хайфы; выяснилось, что тот уже неделю поджидал его возвращения. На этот раз Габриэль предпочел сразу поговорить с гонцом с глазу на глаз и провел его в свою спальню. В это время возле кровати крутилась Гликерия, застилая постель и прибирая комнату (она помогала, чем могла, чтобы недаром есть свой хлеб).

- Оставь нас, - приказал виконт.

Девушка до сих пор побаивалась сурового господина; вспыхнув алым румянцем, она низко поклонилась и бесшумно выскользнула за двери. Гонец проводил красавицу восхищенным взглядом, но короткий вопрос сеньора вернул его на землю:

- Письмо?

- Письма нет: Хайфа-ханум очень боится Малика, ведь на кону жизнь ее внуков. На словах она просила передать: ваша жена находится у нее в доме.

- Она прекрасно осведомлена, что мне давно об этом известно. Для чего она прислала тебя?

Удивленный гонец часто заморгал. Габриэлю не понравились эти странные игры, и он продолжил расспросы:

- Моя супруга уже родила?

- Не знаю, господин. Я не живу в доме Хайфы.

- Но ты ведь бываешь там?

- Меня, обычного гонца, не приглашают во внутренние покои.

- Допустим. Ты вообще видел в ее доме франкскую женщину?

- Видел по весне беременную женщину с золотыми волосами.

- Она была уже на сносях?

- Ой, уважаемый, в таких вещах я совсем не разбираюсь. Да! - вспомнил гонец. - Моя госпожа просила передать: лучше один раз увидеть самому, чем изводить себя сомнениями.

- Какими сомнениями?

- Господин, я сказал все, что знал. Вы желаете передать письмо или какие-нибудь устные пожелания?

- Нет, - отрезал Габриэль и, кликнув Андрэ, попросил его проводить посетителя.

Настала пора отправляться в Дамаск. Виконт решил ехать с Ахмедом и взял с собой лишь Родриго. За время похода все они заросли бородами, но в их компании только он и Родриго были темноволосыми и свободно говорили на арабском, поэтому в Сирии легко сойдут за сарацин.

С де Бриенном Габриэль побеседовал заранее, и тот отпустил его: ни у болгар, ни у ромеев не было средств на дорогостоящие приспособления для штурма, значит, в ближайшее время его не предвидится. А в условиях глухой обороны отсутствие виконта будет ощущаться не так остро. Тем не менее Габриэль понимал, что в столь отчаянное для франков время он еще пригодится Жану, поэтому пообещал месяца через полтора вернуться. Если история с беременностью Сабины как-то объяснится (например, она просто поправилась или имитировала интересное положение для каких-то целей), то он вернется с ней, если нет, то осажденный Константинополь с превратностями военной жизни станет для его израненной души лучшим лекарством.

Оставалось решить, как перехитрить людей Малика, которые наверняка следили за Буколеоном. И Габриэль придумал: он объявил всем, что тяжело заболел. Виконт попросил Леона перебраться в его спальню и изображать из себя хворающего: время от времени мелькать в окнах, принимать Зосима (с ним было договорено заранее), а Андрэ на всех перекрестках будет сокрушаться о тяжкой болезни своего господина. К участию в игре привлекли даже Гликерию. Жану этот спектакль Габриэль объяснил своим желанием тайно разобраться с беременностью жены, а для этого все должны быть уверены, что он не покидал Константинополь. В условиях осады де Бриенну было не до семейных разбирательств виконта, и он особо не вникал в путаные объяснения, что Габриэлю было только на руку.

Выбраться из кольца блокады виконту и его людям помог все тот же греческий купец, чей караван Габриэль когда-то спас. Купец выделил ему одномачтовую парусную лодку, опытных моряков, знавших Пропонтиду и ее берега как свои пять пальцев, и две дюжины крепких гребцов, работавших за плату, а значит, заинтересованных в быстроходности. Судно проворно передвигалось под парусом и на веслах в основном ночью; днем же при возникновении опасности они причаливали к ближайшей рыбацкой деревушке и отсыпались. Таким образом их лодка довольно ловко пересекла Пропонтиду, затем незамеченной проскользнула через пролив и вышла в Эгейское море. Греческие моряки высадили беглецов на острове Лемнос, принадлежащем венецианцам. Здесь благодаря рекомендательному письму от Жана де Бриенна они пересели на быстроходную двухпарусную галеру.