— Господи, какой кошмар. И что ты сделала?

— Поехала к Эду в офис и сказала, что он должен помочь брату. А потом ушла от него. Навсегда. И это еще одно важное событие, которое произошло сегодня. С Эдом покончено.

— Ты порвала с ним?

— Да.

Он притянул меня к себе еще ближе.

— Хорошо. И не вернешься?

— Нет, — горячо ответила я. — Не вернусь. Все кончено.

— Из-за того, что ты узнала о его брате?

Я кивнула:

— Меня чуть не вырвало. Как я могу остаться с ним, Тео, зная об этом? К тому же он повел себя со мной как ублюдок.

— Что он сделал?

— Оскорбил меня. Он сделал это лишь потому, что я загнала его в угол, но это было низко.

— Что он сказал?

Я поежилась при одной мысли о его словах.

— Кое-что ужасное.

— Что?

— Он обвинил меня в том, что я занимаюсь своей работой по эгоистическим причинам. Потому что это нужно лично мне. Чтобы саму себя утешить.

— Он так и сказал?

— Да, — взбешенно ответила я. — Так и сказал. Возмутительно. — Я опять завелась.

— А разве это не так? — тихо спросил Тео.

Я уставилась в потолок.

— Нет, — твердо отрезала я. — Совсем не так.

— А почему же ты это делаешь?

— Потому что у меня хорошо получается.

— Понятно.

— Но это не единственная причина, Тео.

— Тебе, должно быть, нравится твоя работа.

— Безусловно. Я этого и не отрицаю — ведь отвечая читателям, я будто разжигаю костер для замерзающего, и немного тепла перепадает и мне. Это очень приятное чувство. Но Эд сказал, что я делаю это, чтобы люди чувствовали себя благодарными и нуждались во мне, любили и восхищались мной, потому что у меня… комплекс неполноценности.

— Что, прямо так и сказал?

Я выпятила губы.

— Да.

— Ну, это было не очень красиво с его стороны.

— Да уж.

— Но, возможно, в его словах есть доля правды.

— Что?

— Может, в его словах есть доля правды, — повторил Тео.

— О. Ну, спасибо большое. Как обычно, ты проявил истинную тактичность, Тео. Значит, ты считаешь, что моя карьера — всего лишь способ потешить мой эгоизм?

— Нет. Не совсем, — ответил он. — Но дело в том, что ты двадцать лет тащила на себе огромную психологическую ношу, которая полегчала лишь недавно…

— Ты прав. У меня была… проблема, — смирилась я и представила себя одним из тех муравьев, которые тащат груз в четыре раза больше собственного веса.

— Интересно, захотела бы ты помогать другим людям, если бы твоя жизнь была абсолютно безмятежной?

Я уставилась на него. Захотела бы я?

— Да. Да, конечно.

— Ты уверена, Роуз? — тихо спросил он. Хитрец!

— Послушай, надеюсь, ты не на стороне Эда, — возмущенно воскликнула я и села на кровати. — Потому что то, что он сказал, было злобно и подло.

— Не говори ерунду, Роуз. Дело не в этом. Я только говорю, что, насколько я тебя знаю — а я считаю тебя замечательным человеком, — мне кажется, ты делаешь это как из эгоистических, так и из альтруистических побуждений. Так что не исключено, что в словах Эда есть доля здравого смысла.

— Ну спасибо! — воскликнула я, потянувшись за рубашкой. — Очень рада, что ты разделяешь его мнение обо мне.

— Я о тебе высокого мнения.

— Да что ты говоришь!

— Да. Но, Роуз, почему ты не хочешь быть честной с самой собой и признать, что твои мотивы, как бы это лучше сказать, двойственные?

— Потому что я не собираюсь признавать себя каким-то эмоциональным уродом, которому для радости жизни нужно поглумиться над проблемами чужих людей. — Как я могу с этим согласиться? Ведь тогда — боже мой! — ведь тогда получится, что я не лучше Ситронеллы Прэтт! — Я выбрала эту профессию, — сказала я, поднимаясь с кровати, — потому что хочу помогать людям, и это единственная причина.

— Роуз, я в этом не сомневаюсь, но остается вопрос: почему?

— Почему? — Я вытаращилась на него.

— Да. Почему ты хочешь помогать людям?

— Потому что… у меня это хорошо получается. И потому что я знаю, что реально могу изменить их жизни. Я спасла сотни браков, — произнесла я. Мне вспомнился случай с поджигательницей. — И возможно, жизней. Я сумела спасти моих читателей от неприятностей. Они зависят от меня.

— Извини, Роуз, но я думаю, это неправда. Мне кажется, это ты зависишь от них — причем не на шутку.

— Ну спасибо, Тео, — как мило с твоей стороны!

— Послушай, в этом нет ничего плохого. У всех у нас есть скрытые, глубинные мотивы, побуждающие к действиям. Я только говорю, что не надо стыдиться. Признай это.

— Понятно. Значит, ты предлагаешь рассказать всему свету о том, что истинная причина, по которой я веду колонку скорой помощи, в том, что я жалкий урод с комплексом неполноценности?

— Нет, я этого не говорил.

— Я делаю это из альтруизма.

— Неужели?

— Естественно! Да какому идиоту придет в голову целый день разгребать отвратительные, занудные, постыдные и жалкие проблемы других людей по своей собственной воле?

— Именно об этом я и говорю. Какой идиот согласится на это? Разве только этот человек не получает удовольствия от сознания собственной нужности. И я думаю, у тебя как раз такой случай.

— Ничего подобного!

— Да, Роуз. Приятно чувствовать, что в тебе нуждаются. В этом нет ничего плохого. В конце концов, ты страдала оттого, что не нужна своей матери…

— Ты прав, — с горечью произнесла я. — Я была ейне нужна. Совсем не нужна. Я была ей не нужна, и она меня выбросила!

— Так, может, при мысли о том, что ты нужна своим читателям, тебе становится легче? Это же естественно.

— Ну, спасибо большое. Слушай, прекрати меня изводить! — огрызнулась я, рванув молнию на юбке. — Мне и так сегодня хватило.

— Я тебя не извожу, Роуз, — произнес он и поднялся на ноги. — Я думаю, что ты — потрясающая женщина. Я просто хочу сказать, что ты должна разобраться в себе. Сама посуди, тебе почти сорок. А ты до сих пор ничего о себе не знаешь.

— Я очень хорошо себя знаю! Я всегда анализирую свои поступки.

— Я в этом не уверен. Ты многое упускаешь из виду. Роуз. Ты не замечаешь очевидных вещей. Очень важных вещей.

— Так-так, — сказала я. Пульс бешено колотился. — Значит, я не только решаю чужие проблемы из эгоистических соображений, а еще и делаю это из рук вон плохо? Судя по твоим словам, я не умею анализировать поступки!