– Птичка, пора. Если нас уже ищут, к реке пустят собак.

Николь обернулась.

– Как вы думаете, где они будут проводить ритуал, месье Бонне? – озабоченно спросила она. – Мне нужно быть там до полуночи.

Венсан оторопел.

– Но ведь я объяснил тебе…

Николь отвела глаза.

– Простите меня, месье Бонне. Я очень благодарна вам за то, что вы для меня сделали. Но я вернусь в замок и найду камень.

– Да тебя там убьют! – заорал Венсан, потеряв терпение. – Маркиз раздавит тебя как козявку! Ты умрешь ни за что, просто так, безмозглая ты овца! Ты ничем не поможешь своей матери, она мертва, Николь, мертва, она пронзила себе сердце, и ты не вернешь ее, даже если у тебя будет тысяча таких камней!

Николь попятилась, ошеломленная его яростью. «Матери!» «Мертва!» «Не вернешь, не вернешь!» – заметалось среди стен.

Венсан видел ужас в ее глазах, но остановиться был уже не в силах.

– Знаешь, почему твоя мать убила себя? Она спасала тебя, Николь. Не смей затыкать уши, слушай меня! Арлетт пошла на самую большую жертву, какую может принести человек. Господи, она даже не знала, что ты ее дочь! Она тебя любила, слышишь, чертова дура, так любила, что готова была отдать все, лишь бы ты жила! А ты – что хочешь сделать ты с ее даром?!

Он выдохся и замолчал, но эхо его слов, отражаясь от стен, наполняло подземелье. Вслед за ним оно кричало, умоляло, взывало, гневалось, обрушиваясь со всех сторон на маленькую фигурку, съежившуюся посреди коридора.

Когда наступила тишина, Николь не сразу отняла ладони от лица.

– Беги, дурочка, – безнадежно попросил Венсан. – Ты еще успеешь добраться до реки.

Она слабо улыбнулась сквозь слезы:

– Прощайте, месье Бонне. Если будет на то божья воля, мы увидимся.

Глядя, как удаляется, раздвигая темноту, факел, словно плывущий в воздухе, Венсан подумал, что никаким знанием нельзя уничтожить веру. Она отринет твои доказательства, отбросит объяснения, зажмурит глаза и заткнет уши, и только душа останется открытой для чуда, которое не свершится.

Чудес не бывает, Птичка-Николь.

Но когда вы оба предстанете перед высшим судией и он спросит, во что вы верили, что ты ответишь, Венсан Бонне? С девочкой все понятно. Вон она, идет навстречу смерти, желая победить костлявую, и ее не свернуть с этого пути.

Но твой путь, где проходит он?

Я отвечу, что верил в разум, подумал Венсан. Разум сильнее всего, он тот источник света, который горит неугасимым пламенем. Что сила разума безгранична, что с ним жизнь наша становится постижимой.

Великий Цицерон говорил, что разуму не приходится выбирать, если выбор стоит между истиной и выдумкой.

Так почему же, черт меня побери, я иду за упрямой девчонкой, бросив вещи, приготовленные для побега, и ускоряю шаг, когда факел скрывается за поворотом, оставляя за собой тающее золотое свечение?

– Они поднимутся на сторожевую башню, – сказал Венсан, поравнявшись с Николь. – Оттуда видно небо со всех сторон. Но как мы попадем туда, вот в чем загвоздка.

– Я попаду, – поправила Николь.

– Мы попадем, – тем же тоном повторил лекарь.

Девушка взглянула на него и вдруг улыбнулась так облегченно и радостно, что Венсан сразу понял, как страшно ей было идти одной, и как благодарна она, что он не бросает ее и теперь.

Он криво ухмыльнулся в ответ.

Ну, не так все и погано, как могло бы показаться. Одна Птичка точно не справится, а с ним у нее появился небольшой шанс. Он отвлечет Мортемара, девчонка стащит свой проклятый камень, нашепчет ему свои желания, убедится, что небеса безответны, и они спокойно удалятся под негодующие вопли маркиза и графа Гуго де Вержи.

А если удалиться им не дадут… Что ж, в конце концов, ему всегда хотелось побывать на сторожевой башне.

– Послушайте, месье Бонне, – вывел его из раздумий голос девочки, – я все думаю о том, как вы разоблачили Беатрис.

– И что же ты думаешь?

Николь замедлила шаг.

– Если ваш второй флакон был покрыт каким-то невидимым составом, то жидкость должна была окрасить в розовый цвет и ваши руки, – рассудительно сказала она. – Ведь вы тоже дотрагивались до стекла.

Венсан улыбнулся.

– Не было там никакого невидимого состава, – с удовольствием признался он.

– Что?!

– Видишь ли, я знал, что убийца – Беатрис, но не мог доказать этого, а действовать нужно было быстро. И я солгал. Украсть флакон могла только она, потому что Коринна не бывала у меня. Вот я и придумал про секрет монахов, помогающий изобличить вора.

– Но постойте! – Николь остановилась в изумлении. – Мы все видели, что ваша жидкость из синей стала розовой!

– А, это! – Венсан небрежно махнул рукой. – В пузырьке был всего лишь спиртовой раствор чертовой соли. Сам по себе он синий, а когда вступает в реакцию с водой, розовеет.

– Но Беатрис не мочила рук!

– Для реакции достаточно паров воды, содержащихся в воздухе, а воздух после ночи как раз влажен.

– Значит, если бы граф попросил вас полить из пузырька на его ладони…

– …они бы тоже порозовели, – подтвердил Венсан. – Но он ведь не попросил.

* * *

На закате небо ненадолго рассекла белоснежная полоса – стая быстрых, как чайки, перистых росчерков, стремительно уносимых ветром за дальние отроги – и по одну ее сторону осталась высокая чистая синева, а по другую растекающееся алое озеро с багровыми берегами и грязно-желтой накипью низких кучевых облаков.

Окна замка Вержи вспыхнули, словно внутри занялось пламя, и отблески призрачного пожара заиграли на серых камнях. Но это продолжалось недолго. Когда солнце село, пламя пропало, как не было, и окна вновь стали темны.

Граф де Вержи поднялся по винтовой лестнице на самый верх сторожевой башни и сказал, ни к кому не обращаясь:

– Вон.

Стражники бесшумно исчезли один за другим. Лишь последний, убегая, задел плечом дверь и от глухого звука метнулся прочь еще быстрее, словно мелкая рыбешка, испугавшаяся тени хищной птицы над заводью.

Все закоулки Вержи опустели. Попавший внутрь случайный путник решил бы, что здесь свирепствовал мор, ибо не может быть так тихо и пустынно в многолюдном замке.

Обитатели замка были живы. Однако никто из них и носа наружу не посмел бы высунуть в этот вечер.

Причиной тому был Гуго де Вержи.

Вернувшись с похорон, граф надолго заперся в своих покоях. В огромной зале на столах стыли кушанья: Гуго объявил, что на поминальной трапезе не желает никого видеть, и гости убрались восвояси, осуждающе шепчась о нарушении традиций. Повара тревожно переглядывались, слуги ждали приказаний, но никто не осмеливался прервать уединение хозяина замка.