В первую минуту храбрый Ришон обрадовался. Если б он остался на свободе, принцесса Конде могла подозревать его в измене, но арест подтверждал его верность.

Надеясь на это, он не вышел из крепости вместе с солдатами, а остался один.

Однако вошедшие, вопреки его ожиданиям, не удовольствовались тем, что взяли у Ришона шпагу. Когда он был обезоружен, четыре человека бросились на него, загнули ему руки за спину и связали их.

При таком бесчестном поступке Ришон оставался спокойным и покорным судьбе. Он обладал крепкой душой, этот предок народных героев восемнадцатого и девятнадцатого веков.

Ришона доставили в Либурн и привели к королеве, которая гордо осмотрела его с головы до ног; к королю, который взглянул на него жестоко; и к Мазарини, который сказал ему:

— Вы вели большую игру, монсу Ришон.

— И я проиграл, не так ли, монсеньер? Остается узнать, на что мы играли?

— Боюсь, что вы проиграли голову, — сказал Мазарини.

— Сказать герцогу д’Эпернону, что король желает видеть его! — вскричала королева. — А этот человек пусть ждет здесь суда.

И, взглянув на Ришона с величайшим презрением, она вышла из комнаты, подав руку королю. За нею вышли Мазарини и все придворные.

Герцог д’Эпернон прибыл в Либурн уже час назад, но, как по-настоящему влюбленный, старик прежде всего поехал к Нанон. Находясь в глубине Гиени, он узнал, как храбро Каноль защищал остров Сен-Жорж, и теперь, по-прежнему полный доверия к своей любовнице, он поздравил Нанон с поведением ее дорогого брата, лицо которого (по простодушному признанию герцога) не выражало ни такого благородства, ни такой храбрости.

Нанон могла бы посмеяться в душе над этим затянувшимся недоразумением; но она занималась другим делом. Надо было не только устроить свое собственное счастье, но и возвратить свободу любовнику. Нанон так безумно любила Каноля, что не хотела верить в его измену, хотя мысль эта часто приходила ей в голову. В том, что он удалил ее, она видела только доказательство его нежной заботливости; она думала, что его взяли в плен силой, плакала о нем и ждала только минуты, когда с помощью герцога освободит его.

Поэтому она написала дорогому герцогу десяток писем и всеми силами торопила его приехать.

Наконец он приехал, и Нанон высказала ему просьбу насчет своего мнимого брата, которого она хотела поскорее вырвать из рук его врагов или, лучше сказать, из рук виконтессы де Канб. Она считала, что Каноль на самом деле подвергается только одной опасности: еще более влюбиться в Клер.

Но эта опасность казалась Нанон чрезвычайной. Поэтому она со слезами просила герцога освободить ее брата.

— Это очень кстати, — сказал герцог. — Я сейчас узнал, что взяли в плен коменданта Вера. Вот его-то и обменяют на храброго Каноля.

— Как это хорошо! Само Небо помогает нам, дорогой герцог! — вскричала Нанон.

— Так вы очень любите брата?

— О, более жизни!

— Странное дело, вы никогда не говорили мне о нем, до того самого дня, когда я имел глупость…

— Так что же мы сделаем, герцог? — перебила Нанон.

— Я отошлю верского коменданта к принцессе Конде, а она пришлет нам Каноля. Это всякий день делается на войне, это простой, обыкновенный обмен.

— Но принцесса Конде, может быть, считает Каноля выше простого офицера?

— В таком случае вместо одного ей пошлют двух, трех офицеров, словом, устроят дело так, чтобы вы были довольны, слышите, красавица моя? И когда наш храбрый комендант Сен-Жоржа воротится в Либурн, мы устроим ему торжественную встречу.

Нанон была вне себя от радости. Ежеминутно мечтала она о том, что снова будет обладать Канолем. Она вовсе не думала о том, что скажет герцог, когда увидит этого незнакомого ему Каноля. Когда Каноль будет спасен, она тотчас признается, что любит его, скажет это громко, скажет всем и каждому!

Так обстояли дела, когда вошел посланный королевы.

— Вот видите, — сказал герцог, — все устраивается бесподобно, дорогая Нанон. Я иду к ее величеству и сейчас же принесу соглашение о размене пленных.

— Так брат мой будет здесь…

— Может статься, даже завтра.

— Так ступайте же, — воскликнула Нанон, — и не теряйте ни минуты! О, завтра, завтра! — прибавила она, молитвенно поднимая обе руки к небу… — Завтра! Дай-то Бог!

— Какое сердце! — прошептал герцог, выходя.

Когда герцог д’Эпернон вошел в комнату королевы, Анна Австрийская, покраснев от гнева, кусала свои толстые губы, составлявшие предмет восхищения придворных льстецов именно потому, что они были хуже всего на ее лице. Господина д’Эпернона, человека галантного и привыкшего к женским улыбкам, приняли как возмутившегося жителя Бордо.

Герцог с удивлением посмотрел на королеву: она не ответила на его поклон и, нахмурив брови, гордо смотрела на него.

— А, это вы, господин герцог! — сказала она наконец после долгого молчания. — Пожалуйте сюда. Поздравляю вас, вы прекрасно выбираете комендантов!

— В чем я провинился, ваше величество? — спросил удивленный герцог. — И что случилось?

— Случилось то, что вы назначили комендантом в Вер человека, который стрелял в короля из пушек! И ничего более.

— Я назначил? — вскричал герцог. — Ваше величество, верно, ошибаетесь: не я назначал коменданта в Вер… по крайней мере, мне неизвестно…

Д’Эпернон сделал эту оговорку, ибо совесть подсказала ему, что он не всегда сам раздавал должности.

— А, вот это новость! — сказала королева. — Господин Ришон назначен не вами, может быть?

И она с особенной злобой протянула два последних слова.

Герцог, знавший, как мастерски Нанон выбирает людей, скоро успокоился.

— Не помню, чтобы я назначил господина Ришона комендантом Вера, — сказал он, — но если я назначил его, так он должен быть верным слугой короля.

— Стало быть, — возразила королева, — по вашему мнению, господин Ришон — верный слуга короля. Черт возьми, хорош слуга, который менее чем за три дня убил у нас пятьсот человек!

— Ваше величество, — отвечал герцог с беспокойством, — если так, должен признаться, что я виноват. Но прежде окончательного приговора позвольте мне узнать наверное, я ли назначил его. Я сейчас все узнаю.

Королева хотела остановить его, но тотчас же одумалась.

— Ступайте, — сказала она, — когда вы принесете мне ваше доказательство, так я покажу вам мое.

Д’Эпернон поспешно вышел и не останавливаясь добежал до квартиры Нанон.

— Что же? — сказала она. — Верно, милый герцог, вы принесли мне договор о размене пленными?