пошлости времени, с которой боролись и учащиеся, и лучшие учителя, эта борьба рождала героев времени.

Самоуправление – вещь замечательная. Она развивает самостоятельность, удесятеряет скорость обретения опыта и т. д. Но она транжирит понапрасну запас оппозиционности, который тоже нельзя сбрасывать со счета! Накопленная в детстве оппозиционная энергия – залог основных усилий изменить мир к лучшему.

Может ли существовать детство без обид? Что будет с человеком, если он ни разу не будет обижаться? Не исчезнет ли смысл милосердия и возможность его существования? Или, может быть, надо, чтобы шла речь, так сказать, о тех обидах, которые придут к человеку в процессе его совершенствования? Необходимость быть лучше и умнее часто обидна. Она напряжение и боль.

Я вовсе ничему не возражаю, я только ставлю для себя вопросы, на которые необходимо ответить в процессе выстраивания позитивной программы воспитания.

Воспитание и образование в современном мире, возможно, вообще как проблема не может быть решена как нечто единое, обязательное для всех.

Тут возможно «послойное» уточнение принципов (вплоть до противоположных и взаимоисключающих).

Разработка новых методик, проведение экспериментов, возможно, создаст почву для роста прекрасных плодов и злаков воспитательной нивы. Но, думая об этом, нельзя забывать, что живет на свете очень много самонадеянных людей и прямых аферистов. Алхимия длилась 300 лет. Как-то надо разработать систему охраны воспитания от проходимцев, аферистов и скрытых шизофреников. Надо, во-первых, не так бояться их, но надо изучить вопрос – какой вред они могут принести? Где их пределы? Это тоже вполне поддается исследованию

(Пример – тот «воспитатель» из Дома пионеров, который водил ребят в горы, не зная ни альпинизма, ни туризма и т. д.)

Конечно, тот механизм рождения и победы нового над старым, который действовал ранее, сегодня не годится.

Раньше перед новым всегда стояла задача преодолеть старое. Из нового выживало только самое мощное, самое здоровое! Борясь со старым, новое вызревало и совершенствовалось. Сегодня так продолжаться не может. Старое вооружено сегодня всей мощью современных связей и защищено вплоть до того, что находится «под охраной государства», как памятники старины. Современная формализованная деятельность очень часто – выхолощенные от целей усилия.

Сегодня только создание специальных условий для нового смогут уравновесить эту борьбу (нового со старым). Новому надо оставлять некие заповедные зоны. Необходимость заповедников на нашей земле должна касаться не только животных и растений, которые могут исчезнуть, – надо создавать заповедные зоны для науки, для искусства. Надо создавать Красную книгу для определенных типов людей, высоких по духу, стремящихся, способных на энтузиазм и т. д. А то вымрут, как мамонты.

Всем этим должна заниматься Академия педагогических наук. Но будет ли она этим заниматься и сможет ли? Сегодня академия практически существует для того, чтобы новое не родилось ни при каких обстоятельствах. Создание высших научных руководящих органов равносильно созданию начальников идей. У идей все-таки не может быть начальников. Сама цель определяет свою власть. Тут тоже речь идет об определении этического закона науки.

Все разговоры о детском труде за зарплату не кажутся мне безусловными. Зарабатывать вместе – тратить отдельно? В этом есть что-то пугающее. Да, это испытанный способ активизации деятельности. Он действует и будет действовать. Не будет ли вернее научить человека коллективным затратам? Или это левый загиб? Тут могло бы зарождаться коммунистическое сознание, тут могла бы обретаться свобода от мира вещей. Тут мир вещей занял бы свое надлежащее место, и его важность не была бы так гипертрофирована. Сейчас у человека это место распухло! Оно воспалено! Оно губит духовность. Оно равно общему сепсису.

Я никогда не буду забывать эксперимента[149] Г. Чухрая. Я предсказал ему, что его в конце концов закроют. Предсказал по одному только соображению – у целого есть «иммунитет» перед частью. И это тоже закон структур. Нельзя к хвосту приделывать лошадь. Его закрыли чудовищно: «Признать эксперимент удавшимся, объединение закрыть». Внешне это сделали как бы недальновидные глупцы, но по существу это закономерно. Подобная роль отводится в социальных структурах именно недальновидным глупцам. Само их существование в чем-то закономерно.

Выходя на новое, нельзя забывать и о новой форме борьбы с новым: «удушение способом разрешения». Это новейший способ душить новое. Новое разрушают в такой мере и степени, чтобы оно само умерло, чтобы оно вросло в старое, что на деле – победа старого.

У Макаренко производительный труд и создание завода имели основания – не было максимальных средств для обеспечения жизни и учебы. Создание детских заработков – вещь чудесная, если нет семьи. Иначе как быть с тем, что семья тратит на ребенка из общего бюджета, а он при этом будет иметь свой дополнительный? Это с какого же «пятерика»? Значит, на своем заводе детки зарабатывают, разделят (все равны). А в семье? Папа с мамой зарабатывают на всех, а дети – только на себя?

Вопрос о том, куда пойти детским деньгам, вовсе не простой. Они должны иметь общественное потребление: кружки, создание условий, приобретение инструментов, туризм и, может быть, иногда – помощь ученику, даже отдельным семьям, заработок на школьную форму, театральные костюмы, может быть, машины и автомобильный парк для школы и т. д. Детский труд в коллективе должен быть вполне суверенен, но при этом он может реализовать свой заработок только на принципах коммуны.

(Хотя возможен и процент отчисления родителям – вклад в семью. Это, наверное, при возросшем уровне сознательности.)

Просто же отбирать у детей их заработок – нормальный грабеж и воровство. Оно так и будет квалифицироваться в глубине души и не может быть квалифицировано иначе.

Тут юридические проблемы возникнут в неограниченном количестве. При наших нравах использовать детский труд в личных целях, присвоить себе их «общественный заработок» ничего не стоит. Если дети и воспитание еще не вошли в среду деятельности современного деляги и лихоимца, то с развитием детского производства и «общественных трат» ворья понабежит невероятное количество. Тут будет где разгуляться ОБХСС! Но может быть, это станет школой борьбы с нарушителями законности. Ох, не завидую я вору, которого поймают дети. Но если коррупция захватит школу и объединит ее с мафией должностных лиц – эксплуатация детского труда станет чудовищной.

(Об этом тоже надо думать, создав самый простейший и очевидный контроль. И потом… Как быть с прибылью для государства? Это что, детская кооперация? Как колхоз и совхоз? Как кооперация артелей?)

А если дети станут учиться воровать? Кстати, вместе с учителями? Уж они придумают как!

Непростой вопрос, ох, непростой!

Надо особо изучить не только вопрос, как возникали Макаренко и Сухомлинский, Шаталов и Никитины.