с полицией. Пора бы знать из многовековой истории, что благородные рыцарские традиции моряков германского флота не способен поколебать даже нацистский режим.

Чтобы читатель смог отчетливее представить себе линию поведения Карла Деница, лучше всего привести здесь выдержку из протокола допроса:

«Александров. Ознакомились? (имеются в виду директивы ОКВ. — А.П.)

Дениц. Я бегло просмотрел.

Александров. Как вы расцениваете подобные директивы?

Дениц. Я не хочу давать об этом показания. Я вижу эти директивы впервые и не знаю причин, которые их вызвали.

Александров. А вне зависимости от причин у вас может быть свое мнение о содержании этих директив?

Дениц. Я не желаю об этом говорить.

Александров. Не считаете ли вы издание… директивы, касающейся уничтожения города Ленинграда, грубым нарушением международных обычаев и правил ведения войны?

Дениц. Я не желаю давать на это ответ…»

Каждым своим словом, каждым жестом бывший гросс-адмирал недвусмысленно давал понять следователю: задавайте такие вопросы кому подобает, а если вопреки логике вы предпочитаете задавать их мне, то не удивляйтесь моему к ним отношению.

Дениц возмущался даже самим фактом привлечения его к судебной ответственности. Когда ему дали для ознакомления текст обвинительного заключения, он не преминул начертать на нем: «Типичный американский юмор».

Все это и многое другое делалось, разумеется, с определенной, заранее и хорошо продуманной целью. Сами-то гросс-адмиралы отлично сознавали, за что держат ответ перед Судом Народов. Но они твердо решили любыми средствами торпедировать выводы обвинения. Благо, в их распоряжении такие способные адвокаты, как доктор Зиммерс и доктор Кранцбюллер.

Редера обвиняют в том, что он активно участвовал во всеобъемлющем заговоре против мира. Редер не спорит, возможно, такой заговор и существовал. Однако какое большое заблуждение полагать, будто в этом деле участвовал офицерский корпус. Вниманию высокого суда предлагается уже известный тезис — политика была прерогативой партии и нацистского правительства, а отнюдь не военных людей. Не верят подсудимым, пусть поверят свидетельству начальника штаба американской армии генерала Маршалла! Это по его просьбе Эйзенхауэр организовал изучение вопроса о роли германских военных деятелей в гитлеровском военном заговоре. Доктор Зиммерс любезно предъявляет трибуналу копию сообщения Маршалла американскому президенту. Там ясно сказано: «Нет доказательств того, что германское командование имело единый всеобъемлющий стратегический план… Неистовая стратегия Гитлера превысила германские военные силы и привела к поражению Германии». Германские генералы понимали всю авантюристичность политики Гитлера и потому в меру своих возможностей противились ей. Защита обращает особое внимание членов Международного трибунала на следующий весьма важный вывод Маршалла, которого трудно, конечно, заподозрить в намерении необоснованно снять со своего вчерашнего врага ответственность за войну: «История германского верховного командования с 1938 года является переплетением постоянных разногласий и споров, в которых личные приказы Гитлера во все возрастающей степени берут верх над мнением военных начальников».

Споры эти, оказывается, происходили и потому, что военные начальники, в том числе Редер и Дениц, считали армию и военно-морской флот Германии не готовыми к большой войне. На процессе Дениц заявил:

— То, что мы не были подготовлены для ведения морской войны с Англией, всего ясней и лучше видно из того, что вооружение военно-морских сил в начале войны надо было в корне изменить…

Да и вообще диктатура, мол, исключает какую бы то ни было самостоятельность и свободу тех, кто ей служит! Этот тезис особенно старательно развивал в своей речи в защиту Редера его адвокат доктор Зиммерс:

— Точно так же, как сто тридцать лет тому назад не могло возникнуть мысли о том, чтобы предать суду адмирала, выполнявшего приказы диктатора Наполеона, так и теперь нельзя осудить адмирала, выполнявшего приказы диктатора Гитлера. Как раз при диктатурах не только уменьшается власть и влияние военного начальника, но и снижается его ответственность, ибо диктатор держит всю полноту власти в своих руках. Но именно поэтому он берет на себя и всю ответственность.

Адвокат не сомневается в широкой эрудиции господ обвинителей и судей, но все же считает необходимым напомнить им известное высказывание Густава ле Бона, характеризующее возможности «вождей»:

«Настойчивая воля, которой они обладают, является исключительно редким и исключительно сильным качеством, подчиняющим себе все. Не всегда можно даже представить себе, на что способен человек с сильной волей. Ничто не противостоит ей: ни природа, ни боги, ни люди».

Редер с большим интересом наблюдал за доктором Зиммерсом и с трудом сдерживал восхищение. Долгие годы нацистского режима свели на нет искусство адвоката: когда судебная процедура была заменена гестаповской расправой, отпала всякая необходимость в услугах этих людей. И как это ни парадоксально, адвокатская профессия стала возрождаться в Западной Германии именно с Нюрнберга, именно с защиты тех людей, которые подавили и в сущности ликвидировали в Германии институт судебной защиты.

Доктор Зиммерс не уходил от сложных и острых вопросов. Сделав попытку убедить судей в том, что Гитлер подавлял волю подчиненных, заменив ее своей, адвокат заходит с другой стороны:

— Является ли долгом солдата выступать с протестом, открыто восставать? На это каждый военный начальник во всем мире и вообще всякий человек даст отрицательный ответ. Исключение может составить только приказ диктатора, заставляющий совершить преступление…

Развив подробно этот тезис, Зиммерс заключил свою аргументацию ссылкой на то, что Редер — глубоко религиозен:

— Человек, который верит в бога, не может совершать преступления, а солдат, который верит в бога, не может быть военным преступником.

Но Редер все же пошел на службу к нацистам, совершившим самые чудовищные преступления?

Так ведь это теперь, в 1945 году, в зале нюрнбергского Дворца юстиции мир получил наконец бесспорные доказательства фашистских злодеяний. Нельзя же забывать, как выглядел Гитлер в глазах немцев в 1933 году. А ведь именно в то время Редер дал согласие служить Гитлеру. Дал потому, что получил от последнего заверение: возглавляемая им Германия будет проводить политику мира. И очень скоро последовали убедительные доказательства честности этих заверений: уже в 1935 году Гитлер заключил соглашение с Англией, которое никто не мог расценивать иначе, как выражение стремления Германии быть в мире и дружбе с этой страной.

Да, конечно, у «третьей империи» существовали определенные споры с другими державами. В том числе и территориальные. Все дело, однако, в том, что решались они без кровопролития, мирным путем. Так было с Австрией, так было с Чехословакией…

Редер очень доволен своим адвокатом. Но и доктор Зиммерс должен признать, что никакой другой подсудимый не сделал такого значительного вклада в дело защиты, как Редер.

Каждый из тех, кто предстал перед Международным трибуналом, мог вызывать свидетелей. Этим правом воспользовались и гросс-адмиралы. Только с большей, чем другие, осмотрительностью. Их адвокаты