Кто-то отчетливо сказал за спиной: «Ну и что, ну и пусть – как хочется… ладно, да…» Ромка оглянулся, понял, что это во сне. Ясо перевернулся на живот, что-то пробурчал – говорил не он. Остальные спали спокойно.

Ромка вздохнул и поморщился, слушая барабаны. Его взгляд упал на Олега Верещагина, и Ромка подумал, насколько странной и в то же время приятной оказалась их встреча. В свое время он мечтал стать его другом и ужасно жалел, что между ними – пять лет разницы. Для Олега он был восторженным болельщиком-младшеклассником, который ходит на каждую схватку… ну или сыном библиотекарши, который поглядывает, как старший мальчишка с серьезным лицом листает толстые непонятные книги…

А сейчас – сейчас они были ровесниками! Эта мысль неожиданно насмешила Ромку. Больше того – он был на три или четыре месяца старше! Физически…

Ромка вздохнул – коротко и печально. Нет. Ровесник – да, может быть… но не ровня. Нет. Не ровня. Они жили бок о бок, но в определенной степени были даже дальше, чем там, в Кирсанове. Здешний Олег был воином и героем. На самом деле, не как в книжках или кино… вернее – как раз как в книжках или кино, но по правде. Иногда он казался совсем прежним – когда смеялся или дурачился с остальными, когда просто сидел и думал, когда спал… Но иногда его лицо твердело, на лбу становился виден тонкий шрам, и слова его делались несгибаемыми, отточенными и определенными, как острие его же палаша, а между ним и остальными отчетливо проступала прозрачная, но непробиваемая стена.

Ромка часто думал, знал ли сам Олег об этой стене. И приходил к выводу, что знал. Да, знал и жил с этим. У него была Танюшка – для нее не существовало этой стены. Был Сергей, который умел эту стену преодолевать. Был Йенс, который не обращал на нее внимания.

Для остальных Олег был – Князь. Сколько бы искренности ни было в их совместном веселье.

За последние пять месяцев Ромка наладил отношения со всеми, а Кольку, пожалуй, мог бы назвать своим другом.

Но Олег – Олег, который вытащил его из болота, дал шанс стать человеком! – был там. За стенкой. И то, что он там был для всех, не успокаивало.

Ромка снова вздохнул. Олег, словно отвечая на этот вздох, стиснул пальцами рукоять палаша, потом отпустил оружие. Ромка отвернулся и стал смотреть и слушать ночь…

Йенс на смену проснулся сам. Ромка не уловил даже, как он оказался рядом – сидел со скрещенными ногами и прислушивался тоже.

– Тихо? – спросил он.

– Тихо, – кивнул Ромка. – А что, ты на смену?

Теперь кивнул Йенс. На плоту кто-то снова забурчал, потом тонко вскрикнул.

– Как ты думаешь, что с нами будет? – спросил Ромка.

Йенс пожал плечами:

– Мы все умрем.

– А… – Ромка поперхнулся. – Нет, я понимаю, но сейчас конкретно…

– Возможно, мы умрем сегодня днем, – равнодушно ответил Йенс. – Или через несколько минут.

– Да ну тебя… – уныло сказал Ромка.

Немец рассмеялся:

– Тебе что, страшно? Не бойся, незачем…

– Ты что, не боишься умирать? – удивился Ромка. Йенс пожевал бамбуковую щепочку, сплюнул в воду, пожевал снова… Ромка терпеливо ждал.

– Как сказать… – медленно произнес немец наконец. – Я еще не все увидел. Хотелось бы посмотреть хоть одним глазком этот Город Света… и еще кое-что хотелось бы сделать… Но особо бегать от смерти тоже не собираюсь. Я германец. Это обязывает.

– Это, наверное, страшно… – прошептал Ромка, поежившись.

– Это, наверное, больно, – поправил Йенс. – Но наверняка – не так больно, как при некоторых ранениях, после которых болит неделями и хочется как раз умереть. Поскорее… Ложись-ка ты спать, римлянин.

– Почему римлянин? – удивился Ромка.

– Роман – это «римский» в переводе с латыни, – охотно пояснил Йенс и засмеялся.

– Я сейчас пойду, – пообещал Роман. – Я только еще спросить хочу…

– Давай, – согласился Йенс.

– Олег… чего он хочет?

– Ты знал его там? – вопросом ответил немец.

Ромка вздохнул:

– Да, немного… Я и Сат… Арниса знал тоже, только не люблю про это вспоминать…

– Какой он был, Олег?

– Ну… – вопрос озадачил Ромку. – Спокойный… аккуратный… учился неплохо… фехтовать и читать любил… Он старше меня был, он меня и знал-то только потому, что я за него на фехтовании болел, а моя мама была… она школьный библиотекарь.

– Олег хочет, – начал Йенс, никак не реагируя на ответ Ромки, – чтобы о нем помнили. Помнили долго. Может быть – вечно. Но этого он уже почти добился – о нем поют песни. И будут петь долго… может быть, и вечно. Еще он хочет того же, чего и я, – посмотреть этот мир. К этой цели он тоже близок. По крайней мере – в его понимании. И наконец, он хочет залить кровью улицы того места, где в нас играют – Города Света. Вот до этого он еще не добрался. Но, когда доберется, я хочу быть рядом, потому что это будет самое интересное место на белом свете на тот момент… А теперь ты идешь спать, Роман.

Я делил с вами хлеб и соль…

Вашу воду и водку пил,

Я с каждым из вас умирал в его час.

Я вашей жизнью жил.

Что осталось из вашей судьбы

В стороне от жизни моей?

Ни в тяжком труде, ни в горькой беде,

За волнами семи морей?

Я так нашу жизнь описал,

Что людей забавлял мой рассказ…

Только мы с вами знаем, что шутка дурная:

Веселого мало для нас!

Дж. Р. Киплинг

«Идти за барабанами» в прямом смысле слова было бы не подвигом, а глупостью. Мы сплавлялись еще сутки. Первые шесть часов звук становился все сильней, потом – начал удаляться, и под утро, когда рокот уже был слышен не очень хорошо, я приказал остановиться, причалить к берегу и, спрятав плот в прибрежных зарослях, высадиться и залечь в засаде неподалеку от берега.

Честно? Я не очень верил в сверхъестественное происхождение этого навязчивого звука. Нет, в этом мире имелась разная «нечисть», несомненно. Но барабанный бой у меня с этим не «монтировался», хоть убейте…

Около трех часов дня пошел дождь. Это оказался настоящий тропический ливень – теплый, пахнущий чем-то сладким и пряным, упругий и сильный, словно струи из поливочного шланга. Лес вокруг наполнился грохотом водяных струй. За прошедшие пять месяцев мы ни разу не попадали под дождь, и нынешнее светопреставление наводило на грустные мысли о сезоне дождей, разливах рек и прочем.

Струи ливня вбивали нас в раскисшую землю, делая ее частью. Рокот барабанов стал не слышен совсем. Дождь стер его…

Пальцы Игоря коснулись моего бедра. Я чуть повернулся. Игорь указал глазами в сторону берега, и я усмехнулся.

Урса пробирались через кусты. Рысцой, неспешно, но уверенно, не меньше сорока воинов. Они явно преследовали плот, собираясь напасть на ночевке. Я рассматривал их и думал, что уже успел от них отвыкнуть – последний раз видел прошлым летом, во время схватки у дирижабля.