Он направился вверх. На девятнадцатом, сразу под его прежним домом, находился универсальный магазин. Он решил поискать там батареи, хотя и опасался, что самые полезные вещи из магазина уже растащили. Но в отделе одежды что-нибудь да найдется. Он в этом не сомневался. У него начал складываться план.

Пока его мысли не прервала вибрация ступенек.

Джимми замер и прислушался к шагам. Они доносились сверху. Он видел следующую лестничную площадку, до нее оставался всего один оборот лестницы. Она находилась ближе, чем нижняя, и Джимми побежал наверх. Винтовка билась о привязанные к рюкзаку бутылки, ботинки неуклюже топали по ступенькам, а в душе Джимми боролись страх и облегчение из-за того, что он не один.

Он рванул двери на следующей площадке, спрятался за ними и прикрыл, оставив лишь щелочку. Прижавшись к двери щекой, он уставился в щель, прислушиваясь. Топот становился все громче. Джимми затаил дыхание. Мимо промчалась фигура, держась рукой за перила, ее кто-то преследовал, выкрикивая угрозы. Силуэты мелькнули перед глазами и скрылись. Джимми прождал в темном вестибюле, пока шум не стих. Ему стало мерещиться, что кто-то крадется к нему из тьмы, вытянув в чернильном мраке когтистые руки, чтобы вцепиться в его длинные нечесаные волосы, и Джимми пулей вылетел на площадку под тусклый зеленый свет аварийных ламп, задыхаясь и не зная, чему верить.

Так или иначе, он был один. Даже если в бункере кто-то выжил, здесь можно наткнуться лишь на того, кто за тобой погонится или убьет.

Он снова пошел наверх, внимательно прислушиваясь, чтобы уловить звук шагов, и держа руку на перилах, чтобы ощутить вибрацию. Джимми миновал станцию водоочистки на тридцать втором, фермы на тридцать первом, станции по переработке мусора на двадцать шестом. Он придерживался зеленого света и направлялся в универмаг. Мышцы ног разогрелись от ходьбы, но это было приятно. Он шел мимо знакомых мест, этажей из другой жизни, но уже обветшавших, и переплетения труб и проводов. Мир стал таким же ржавым, как и его воспоминания о нем.

Добравшись до универмага, он обнаружил, что там практически пусто. Под опрокинутой стойкой лежали чьи-то останки — виднелись только ботинки небольшого размера, женские или детские. В промежутке между ботинками и краем штанин белели кости лодыжек. Под стойкой вместе с телом остались и какие-то товары, но у Джимми совершенно не было желания выяснять, какие именно. Он поискал батарейки или консервный нож среди остатков товаров на других полках. Нашел всяческие игрушки, безделушки и прочий бесполезный хлам. Джимми почувствовал, что здесь витает множество душ погибших людей, и выбрался из магазина в темноте, экономя батарейки.

Как выяснилось, осмотр его старой квартиры тоже не стоил потраченного электричества. Ее уже покинул дух родного дома. Внутри поселилась непонятная печаль, чувство, что он подвел родителей, — застарелая боль где-то в глубине сознания, напоминающая чувство вины, которое он испытывал, когда в детстве лизал ледышки. Джимми вышел из квартиры и отправился дальше наверх. Что-то до сих пор тянуло его туда. А что именно, он понял, когда до школы осталось пол-этажа. К нему взывало далекое прошлое. День, когда все началось. Класс, где он в последний раз увидел мать, где все еще сидят ничего не понимающие одноклассники и где если бы он остался, если бы смог просто сесть за парту и промотать события снова, они стали бы развиваться совсем иначе.

84

Войдя в класс, Джимми не выключил фонарик. Он быстро понял, что представляемого возвращения в прошлое не получилось. Посреди комнаты валялся его старый школьный рюкзак. Несколько парт было перекошено, их аккуратные ряды сломались, как кости, и Джимми легко представил, как его друзья вскакивают, как и где они бегут, как мчатся к выходу. Свои рюкзаки они прихватили. А рюкзак Джимми остался и теперь лежал неподвижный, как труп.

Шаг внутрь, фонарик подсветил комнату, и он представил, как миссис Пирсон отрывает взгляд от книги, улыбается и молчит. А Сара сидит за своей партой, сразу возле двери. Джимми вспомнил ее руку в своей во время классной экскурсии на животноводческую ферму. Это произошло на обратном пути, после странных запахов множества животных, после того как дети протягивали руки между прутьев оград и гладили мех, перья и упитанных безволосых свиней. Джимми тогда было четырнадцать, и что-то в этих животных восхитило или изменило его. Поэтому, когда Сара переместилась в конец длинной вереницы одноклассников, поднимающихся по лестнице, и протянула Джимми руку, тот взял ее. Ненадолго.

Это затянувшееся прикосновение напоминало о том, что могло бы между ними произойти. Джимми погладил кончиками пальцев парту Сары и оставил дорожки в пыли. Парта его лучшего друга Пола была сдвинута. Джимми прошел через получившийся разрыв, представляя, как все разом бросились из класса, а он благодаря матери получил фору, и остановился в центре комнаты возле своего рюкзака. В полном одиночестве.

— Я совсем один, — произнес он. — Я одиночка.

Его сухие губы слиплись. Они с трудом разделились, когда он заговорил, как будто такое произошло впервые.

Склонившись над рюкзаком, он увидел, что его успели выпотрошить. Опустившись на колени, Джимми открыл его. Внутри лежала пластиковая пленка, в которую мать заворачивала ленч, но ленча там давно уже не было. Две зерновые плитки и овсяное печенье. Поразительно, как что-то запоминается, а что-то — нет.

Джимми порылся в рюкзаке — что еще из него взяли? Калькулятор, который отец собрал ему из деталей, был на месте. Стеклянный солдатик, подаренный дядей на тринадцатый день рождения, — тоже. Он неторопливо переложил все из самодельного рюкзака в старый школьный. Молния оказалась жестковата, но все же работала. Внимательно рассмотрев завязанный узлами комбинезон, он пришел к выводу, что тот в худшем состоянии, чем комбинезон, который сейчас на нем, поэтому решил его оставить.

Джимми встал и осмотрел класс, обводя хаос лучом фонарика. На доске было что-то написано. Он провел по ней лучом и увидел слово «fuck», начертанное несколько раз подряд и сливающееся в цепочку букв: «fuckfuckfuckfuck».

Тряпку Джимми отыскал возле стола миссис Пирсон. Она стала жесткой и хрупкой, но мел с доски все же стирала. Превратив надпись в размазанное пятно, Джимми вспомнил счастливые дни, когда он писал на доске перед всем классом. Вспомнил письменные задания. Как-то раз миссис Пирсон похвалила его стихи — наверное, чтобы сделать ему приятное. Облизнув губы, Джимми взял из лотка кусочек мела и задумался: что бы такое написать? Он уже не волновался, стоя перед классом, — никто на него не смотрел. Он действительно был совсем один.

«Я Джимми», — написал он на доске, подсвечивая фонариком. Тот создавал удивительное гало — кольцо тусклого света. Кусочек мела постукивал по доске, иногда поскрипывая, когда Джимми выводил линии. Эти звуки создавали иллюзию, будто он не один, и все же он написал стихи об одиночестве и о былых временах:

Насчет последней строки он не был уверен. Джимми провел лучом по написанному и решил, что получилось не очень хорошо. Новые строки не сделают стихотворение лучше, но он все же написал: