– Я прошу тебя, сделай это. – Килиан убрал ногу. – Я останусь здесь. Даже если для этого потребуется целый день.

Она захлопнула дверь, и он сел на верхнюю ступень лестницы. Будет лучше, если полиция заберет его прямо здесь, чем если он опять пойдет пешком вниз. Полиция была единственным шансом защитить Киару.

Ей потребовалось не более трех минут, чтобы освободить руки от веревок. Этот тип не очень-то постарался. Майке потерла болевшие запястья. Тяжелая железная дверь подвала, где размещалось отопительное оборудование, поглощала любой шум, поэтому она не могла слышать, что происходило в доме, и понятия не имела, когда вернется этот тип. Крошечное окошко с решеткой позади горелки служило скорее вентиляционной шахтой, чем окном, и никак годилось для побега – даже для такой субтильной девушки, как она. Майке все еще пребывала в полном недоумении от трусливого поведения Вольфганга. Несмотря на то что она кричала и умоляла о помощи, он просто повернулся и ушел, когда этот бородач ее избивал! Сознание того, что она все эти годы в нем так ошибалась, вызывало в ней значительно большую боль, чем все те удары, которые нанес ей этот тип. Впервые с тех пор, как она его узнала, Майке увидела Вольфганга Матерна таким, какой он был на самом деле: не отзывчивый, всегда готовый защитить, практически игравший роль отца друг, которого она, страдая от одиночества, хотела в нем видеть, а слюнтяй, безвольный трус, в сорок с лишним лет все еще живущий у своего папы и не имеющий мужества ему противостоять. Какое невероятное разочарование!

Майке ощупала свое лицо. Кровь из носа больше не шла. Она огляделась в подвале, пытаясь найти какой-нибудь предмет, с помощью которого она могла бы держать бородача на расстоянии. Но, как назло, все помещение было тщательно убрано – заслуга Георга, второго мужа Ханны, который был непримиримым фанатиком порядка. Кроме отопительной системы здесь было лишь несколько полок на стене. Скрученная бельевая веревка, пакет с прищепками для белья, два пропыленных рулона голубых мусорных мешков, стопка старых футболок и трусов, которые Георг использовал для чистки обуви и полировки автомобиля. Ничего, что можно было бы использовать в качестве оружия… Черт подери!

Мысль об отчиме номер два все же напомнила Майке об электрошокере. Ощупав свой задний карман, она возликовала. Да, конечно! Он действительно здесь, в ее джинсах! В пылу борьбы приятель Вольфганга забыл обыскать ее, чтобы проверить, нет ли у нее оружия. Вероятно, он тоже на это не рассчитывал. Твердо решив без боя не сдаваться, Майке заняла позицию возле двери. Он вернется, чтобы ее убить, эта угроза была недвусмысленной.

Ей не пришлось долго ждать. Через несколько минут в замке со скрежетом повернулся ключ, и дверь распахнулась. Майке, как хищница, прыгнула на мужчину, воспользовавшись эффектом неожиданности, и прижала электрошокер к его груди. 500 000 вольт пронизали его тело, сбили его с ног и отбросили к стене. Он упал как подкошенный, ошеломленно уставившись на Майке. Она не имела представления, сколько может продлиться это состояние оцепенения, поэтому не стала медлить. Просто так оставить его лежать здесь – это было бы чересчур гуманно, он должен страдать по-настоящему. Майке убрала электрошокер, затем достала с полки бельевую веревку. Было непросто связать расслабленное тело нейлоновой веревкой. Парень весил, наверное, целую тонну, но Майке была решительно настроена отомстить ему и мобилизовала все свои силы, о которых даже не подозревала. С трудом переводя дыхание, она катала по полу обездвиженного мужчину, пока не перевязала его, словно посылку.

– Вот так, скелет с косой очень быстро превратился в скелетик. – Майке выпрямилась и смахнула с лица мокрые от пота волосы. Со злорадным удовлетворением она уловила страх в его глазах. Она надеялась, что эта свинья ощущала тот же смертельный страх, что и ее мать, когда он напал на нее и так зверски изувечил!

Он пошевелил пальцами на руке и пробормотал что-то невнятное.

Майке не смогла удержаться от искушения, чтобы второй раз не пропустить по нему электрошок, но на сей раз она выбрала место, которое причинило ему настоящую боль. Без капли сострадания она наблюдала за тем, как он закатил глаза, из уголка рта потекла слюна, и его тело стали сотрясать конвульсии. Спереди его светлых джинсов расплывалось темное пятно.

Она удовлетворенно наблюдала за своим произведением.

– Так. Теперь я поеду в Мюнхен. Здесь тебя не найдет ни одна душа. Когда моя мать выйдет из больницы и случайно зайдет сюда, от тебя останется один скелет.

На прощание она дала ему еще один пинок в бок, вышла из помещения и заперла за собой дверь. Возможно, она сообщит в полицию, что находится здесь, внизу в подвале с отопительной системой. А может быть, и нет.

Боденштайн терпеливо ждал. Сложив перед собой руки на столе, он смотрел на сидящего напротив человека почти с благоговейным спокойствием и ничего не говорил. Бернд Принцлер очень старался оставаться хладнокровным, но Боденштайн заметил нервную игру его желваков и капельки пота на лбу.

Этот твердый, как камень, богатырь, не боящийся ни смерти, ни черта, ни даже полиции, сильно беспокоился. Он никогда бы в этом не сознался, но под горой мышц и татуированной кожей билось нежное сердце.

– Я ее тогда забрал с улицы, – сказал он безо всяких предисловий. – Она ходила на панель для одного мелкого сутенера. Я случайно увидел, как он ее избивал, и вмешался. Это было семнадцать лет тому назад. Ей тогда не было тридцати, но она была на краю пропасти. – Он откашлялся, глубоко вздохнул и пожал плечами. – Я не имел ни малейшего представления о том, что с ней случилось. Она мне просто понравилась.

Боденштайн не решался прервать его вопросом.

– Я ее вытащил, мы уехали в деревню и поженились. Нашему младшему был всего год, когда она попыталась покончить с собой. Она спрыгнула с моста и сломала себе обе ноги. Она попала в психушку и там познакомилась с Леонией. Леонией Вергес. До этого моя жена сама не знала, что с ней на самом деле произошло.

Он замолчал, борясь какое-то время с собой, потом заговорил опять:

– Когда Михаэла еще была ребенком, ее насиловал ее отец и его приятели-извращенцы. Она пережила настоящий кошмар. Чтобы со всем этим справиться, она внутренне раскололась. То есть стала существовать не только Михаэла, но и множество других девушек с собственными именами. Но она этого не знала. Я не могу это объяснить так, как психолог, но Михаэла в течение нескольких лет была другой личностью, поэтому она многое не может вспомнить.

Принцлер рассеянно потер бороду.

– Михаэла несколько лет лечилась у Леонии, и то, что выяснилось, было по-настоящему ужасным. Невозможно даже представить, что люди могут такое сделать с ребенком. Ее отец был важным человеком, его приятели тоже. Настоящие моралисты, сливки общества! – Он презрительно фыркнул. – Но в действительности они были подлыми, извращенными свиньями, насиловавшими детей. Даже своих собственных! Когда дети подрастали, они вынуждены были уходить из дома. Многие из них шли на панель, становились алкоголиками или наркоманами. Эти грязные свиньи были достаточно ловки, они всегда держали жертв в поле зрения. И если те выкидывали номера, они отправляли их за границу или уничтожали. Многих из них никто не искал. Михаэла их всегда называла «невидимыми детьми». Например, дети-сироты. Никому до них нет дела. Эта организация педофилов хуже мафии. Они не остановятся ни перед чем, и выхода из этого нет. Но со мной они не на того напали. В один прекрасный момент у меня возникла идея инсценировать ее смерть. С похоронами и со всеми прибамбасами. После этого все успокоилось.