Что до меня, так я даже и не подумал отводить глаза или отворачиваться в то время, пока происходила данная экзекуция. А зачем? Все же справедливо, убийца получил то, что заслужил.

И я с полным правом смотрел на торжество закона. Не того закона, что народный, а того, что людской. Когда все по справедливости и каждому воздается по делам его.

— Долг оплачен, — сказал Хозяин по завершению действа, когда тело Артема Семеновича снопом повалилось на землю. И что интересно — выглядело оно целым и невредимым, будто его только что не терзали исчадия кладбища.

Иллюзия? И если да, что именно ей являлось — то, что было тогда, или то, что я вижу сейчас?

— Нож, — протянул Хозяин оперативнику тускло блеснувший предмет. — И тело. Все, как договаривались.

— Шею ему сверни, а? — попросил его Нифонтов. — Тебе раз плюнуть, а мне тяжеловато все же. Только поестественней, чтобы вроде как несчастный случай.

Хозяин кладбища нагнулся к трупу, что-то хрустнуло.

— Вот теперь порядок, — удовлетворенно сказал Николай. — И надо его в какую-нибудь канаву определить, мол — упал и убился. Ночь, кладбище, темнота, с каждым могло случиться.

Повелитель мертвых мотнул капюшоном, из-за кустов вылезли несколько полусгнивших трупов и утащили куда-то в глубину территории тело того, кто считал себя прогрессором. Туда ему и дорога.

— Вот и славно, — Нифонтов посмотрел на меня. — Всем хорошо, все довольны.

— Еще одно дело осталось, — подал голос Хозяин кладбища. — Мертвые всегда платят свои долги. Я должен вот ему и хочу рассчитаться.

Костяной палец показал на меня. Надо же. Не знал, что у меня есть такой должник.

— Могильного золота я тебе не дам, от него тебе проку не будет, одна беда, — продолжил повелитель мертвых. — Знания ты должен получить сам, иначе от них не будет прока. Я решил дать тебе то, что ты не сможешь получить никак иначе, кроме как от меня. Вот мой дар — отпусти этих двоих, я разрешаю тебе сделать это.

И в тот же миг передо мной появилось два призрачных силуэта. Один — старик с окладистой бородой, второй — нестарый еще совсем мужчина, усатый, чем-то похожий на кота.

Я сразу понял, кто это. Ведьмаки, принявшие здесь, вон на той плите, смерть страшную, лютую. Бородатый — это, скорее всего, Степан, именно это имя упоминал Артем Сергеевич. А вот как зовут второго, я не знаю.

— Давай, паря, — глухо, как из бочки, сказал бородатый. — Нам пора. Ждут нас там.

— А как? — я обернулся к Костяному царю. — В смысле — технологически как это сделать? Я не знаю.

Тот только плечами передернул — мол, сам думай.

— Все просто, — мягко сказал усатый и протянул ко мне руку, точнее — вытянул указательный палец. — Коснись меня — и все получится. Получится-получится, не сомневайся.

И я сделал так, как он сказал. Не задумываясь, как поступил бы раньше, не прикидывая последствия, не предполагая худшего. Наши пальцы соединились, и усач пропал, будто его и не было никогда. Его словно стерла с нашего плана бытия чья-то легкая рука.

А у меня на душе в этот самый миг стало так хорошо, так легко, как никогда в жизни не было. Это было как на качелях в детстве, когда земля и небо сливаются одно целое и тебе от этого скользящего вверх-вниз перед глазами золотисто-синего хочется кричать от восторга, только тут эмоции были раз в сто сильнее. Что-то внутри меня словно освободилось, что-то новое, ранее неизведанное, запредельное и невиданное. Оно проснулось и заполнило все душевное пространство, отведенное мне природой, как вода заливает до горлышка кувшин. Я остался собой — и в то же время стал другим, тем, кем теперь буду до самой своей смерти.

Нет, у меня не добавилось тайных знаний, у меня не открылся третий глаз, и я не ощутил сыновьего единства с Землей и Небом. Это было нечто другое. Словно сняли у меня с глаз повязку и сказали:

— Вот он, какой мир на самом-то деле. Живи в нем, коли сможешь.

И буду жить. С удовольствием. Сколько смогу. Привыкать к нему буду, познавать его стану. Нет, та жизнь, что у меня была — она всегда со мной, куда я от нее? Но она теперь только часть прошлого. И я сейчас не о службе в банке, не о Светке и не о родителях. О другом речь.

А потом я засмеялся, легко и беззаботно.

— Беда, — негромко сказал Нифонтов Хозяину кладбища. — Не нравится мне этот смех.

— Ло-ма-ти, — захлебываясь, произнес я. — Ломати. Ох, мать твою так, ломати! Вот диво-то и снизошло!

Я понял, о чем в книге вел речь Ратмир. Не страх надо преодолевать, не руку себе ломать. О другом речь, совсем о другом. Надо не побояться через себя старого перешагнуть, сломать все то наносное, что в душе имеется. Не выкинуть, но изменить, вот что имелось в виду. Пройди через всёе, изменись, переродись, но не потеряй себя самого. Если себя старого потеряешь, то и новому появиться будет негде.

Как же все просто. Как и всегда, впрочем.

— Прощай, Степан, — сказал я ведьмаку, который с грустной улыбкой смотрел на меня. — Доброго тебе пути.

— Бывай, паря, — ответил мне он. — Законы наши чти, круг старших слушай и голову не давай себе морочить всяким там, понимаешь.

Наши пальцы соприкоснулись, и он пропал, как до него усатый.

— Спасибо тебе, — я поклонился Хозяину кладбища. — Бесценный дар ты мне преподнес.

Не знаю, почему, но я был уверен, что он догадывался о том, каковы будут последствия его поступка. И еще — я мог теперь быть с ним на «ты». Мы теперь принадлежали к одному миру.

— Квиты, — безразлично бросил мне он. — Ладно, если тут все, пойду новеньких посмотрю. Лето, народу от жары мрет много.

— И мы пойдем, — поддержал его Нифонтов. — Поработали на совесть, можно и отдохнуть. Только патрульным скажу, что где-то там, на аллеях, крики слышал. Тело-то этого поганца все равно нужно.

— Найдут, — заверил его Хозяин Кладбища, и снова повернул капюшон ко мне. — Я рад нашему знакомству, ведьмак. И в ознаменование этого я дарю тебе право приходить сюда, на мою землю, тогда, когда ты этого захочешь, при условии, что ты будешь соблюдать мои законы. Еще я дарую тебе свою защиту, отныне тебе здесь ничего не грозит. Кроме моего гнева, разумеется.

По выпученным глазам Нифонтова я догадался, что выиграл миллион по трамвайному билету.

Не дожидаясь моих слов благодарности, Хозяин развернулся и скрылся в темноте переплетенных кладбищенских