пробудиться от многолетней спячки. Тогда недавно пережитое подкрепляется латентной энергией вытесненного, которое обнаруживает себя, ворвавшись в сознание на плечах недавнего переживания. Ни в одном из этих трех случаев возвращение в сознание вытесненного не бывает гладким, вытеснение никогда не возвращается в него в неизменном виде, но всегда подвергается искажениям, обусловленным либо противодействием, либо модифицирующим влиянием недавно пережитого опыта, либо тем и другим вместе.

Точкой отсчета и ориентиром нам послужила разница в том, является психический процесс сознательным или бессознательным. Вытесненное находится в области бессознательного. Наша задача была бы приятным образом упрощена, если бы, исходя из этого, можно было заключить, что различие свойств сознательного и бессознательного продиктовано тем, что одно находится в области эго, а второе вытеснено из нее. Было бы вполне достаточно признать, что в нашей психической жизни существуют такие изолированные, неосознаваемые объекты. Хотя на самом деле все обстоит гораздо сложнее. Верно, что все вытесненное находится в области бессознательного, но неверно, что все, что принадлежит сфере эго, нами осознается. Мы давно обратили внимание на то, что сознательное обладает весьма изменчивыми характеристиками и сопутствует мыслительным процессам эпизодически. Поэтому мы должны заменить наше определение «осознанное» на «способное быть осознанным» и назвать такое его состояние «предсознанием». Тогда правильнее будет говорить, что эго является преимущественно предсознательным (или виртуально сознательным), а его отдельные части являются бессознательными.

То, к чему мы пришли, показывает, что свойств, на которые мы до сих пор полагались, недостаточно для ориентации во тьме психической жизни. Мы должны поэтому ввести другое различение – не качественное, но топическое, особую ценность которому придает то, что оно является также генетическим. Таким образом, мы выделяем в пределах психической жизни – которую мы понимаем как структуру, состоящую из множества инстанций, областей и провинций, – особую область, которую назовем Я и будем отличать его от другой области, которую назовем Оно. Оно является более древней областью, чем Я, которое можно рассматривать как кору или оболочку, развившуюся под влиянием окружающего мира. Наши первичные инстинкты находятся в области Оно, где все психические процессы протекают бессознательно. Я прикрывает себя, как мы уже упомянули, областью «предсознания» и содержит части, которые обычно не осознаются. Процессы, протекающие в Оно, подчиняются другим законам и иначе взаимодействуют, нежели процессы, протекающие в Я. На самом деле именно открытие этих различий привело нас к новому и более верному пониманию психической жизни.

Вытесненное принадлежит Оно, регулируется теми же механизмами и отличается от Оно только своим происхождением. Дифференциация происходит в самом раннем детстве, когда из Оно развивается Я. После этого Я принимает на себя часть функций Оно и переводит их на уровень предсознания; остальная часть Оно такому переносу не подвергается и остается на месте, в области бессознательного. В ходе дальнейшего формирования Я отдельные впечатления и психические процессы в результате действия защитных механизмов исключаются из области сознательного и вытесняются в Оно. Что касается перемещений психического материала между двумя этими областями, мы должны принять, что, с одной стороны, бессознательные процессы в Оно переходят на уровень предсознания и усваиваются Я, а с другой стороны, предсознательное, принадлежащее Я, может совершать обратный путь и возвращаться в Оно. В данном случае мы не станем отвлекаться на выделение впоследствии из Я и формирование особой области, называемой Сверх-Я.

Все это может показаться очень сложным, но если овладеть пониманием пространственной организации психического аппарата, то эти представления покажутся вам на удивление простыми. Хочу добавить еще одно замечание относительно того, что представленная мной психическая топография не имеет никакого отношения к анатомии головного мозга, протекание психических процессов может локализоваться в одном и том же участке мозга. Недостаточность подобных представлений, которую я сам ощущаю не меньше других, обусловлена отсутствием знаний о динамической природе психических процессов. Мы говорим, что то, что отличает сознательные представления от предсознательных, а предсознательные – от бессознательных, может быть лишь модификацией либо каким-то другим перераспределением психической энергии. Мы говорим о фиксации или смещении этой энергии, не имея на этот счет никаких объективных данных или хотя бы подходящей рабочей гипотезы. Относительно феномена сознания мы можем лишь предположить, что первоначально оно было тесно связано с восприятием. Ощущения, которые возникают от болевых, тактильных, звуковых или зрительных раздражителей, осознаются нами ранее всего. Процессы мышления и того, что может быть их аналогом в Оно, сами по себе являются неосознаваемыми и достигают сознания, соединяясь с памятью зрительных и слуховых восприятий благодаря владению речью. У животных, лишенных речевой способности, все обстоит намного проще.

Отпечатки ранних травм, с которых мы начали, либо попадают в предсознание, либо благодаря механизму вытеснения загоняются в Оно. Остаточные следы воспоминаний в таком случае не осознаются и оказывают свое воздействие из области Оно. Мы полагаем, что можем без труда проследить их дальнейшую судьбу, когда речь идет о воспринятом на сознательном уровне ощущении. Новое осложнение возникает, если мы допустим, что в психической жизни индивида могут играть роль не только личные впечатления от пережитого опыта, но и полученные им при рождении элементы филогенетического происхождения, архаическое наследие. В таком случае встает вопрос, в чем оно состоит, каково его содержание и о чем это говорит?

Приближающийся к истине ответ может звучать так: оно состоит из набора предрасположенностей, как то свойственно всем живым существам. То есть это способности и склонности, выбор тех или иных путей развития, способность определенным образом отвечать на возбуждения, впечатления и стимулы. Поскольку опыт говорит о том, что у человеческих индивидов в этом отношении имеются существенные различия, то их и можно считать элементами архаического наследия; они представляют собой то, что определяется понятием конституция. Так как все люди в раннем детстве переживают практически одно и то же и примерно одинаково на это реагируют, может возникнуть сомнение, должны ли мы эти реакции, с их индивидуальными различиями, включать в архаическое наследие. Но такая постановка вопроса уводит в сторону и ничего не прибавляет к имеющемуся у нас знанию об архаическом наследии.

А между тем психоаналитические исследования дали результаты, заставляющие задуматься. Например, об универсальности языковой символики. Символическое представление одних предметов с помощью других – то же относится и к действиям – легко дается нашим детям и происходит как бы само собой. Мы не можем внушить им, как этому научиться, и во многих случаях вынуждены признать, что это вообще не достигается обучением. Они умеют это благодаря некоему изначальному знанию, которое мы утрачиваем по мере взросления. Несмотря на то что взрослый человек также использует эти символы в своих