пограничного Немана. Но даром его было не только полководческое мышление, но и редкое суворовское умение говорить с простыми солдатами, рядовыми тружениками большой войны за Отечество. Очевидец рассказывал в своих мемуарах:

«Главнокомандующий на походе, обгоняя колонны, иногда беседовал с солдатами. Подъехав однажды к лейб-гвардии Измайловскому полку, князь Кутузов спросил:

– Есть ли хлеб?

– Нет, ваша светлость.

– А вино?

– Нет, ваша светлость.

– А говядина?

– Нет, ваша светлость.

Приняв грозный вид, князь Кутузов сказал:

– Я велю повесить провиантских чиновников. Завтра навезут вам хлеба, вина, мяса, и вы будете отдыхать.

– Покорнейше благодарим!

– Да вот что, братцы, пока вы станете отдыхать, злодей-то не дожидаясь вас, уйдет!

В один голос завопили измайловцы:

– Нам ничего не надо, без сухарей и вина пойдем его догонять!»

…21 ноября, во время остановки в Молодечно, император Наполеон получил несколько эстафет, которые доставили ему не самые приятные известия. В Париже поднимали голову его противники: заговор отставного бригадного генерала графа Мале, бежавшего из тюремной больницы, был подавлен, а 14 его участников расстреляны. Но это не успокаивало Наполеона: ему грезились новые заговоры роялистов, которые в его отсутствие стали поднимать головы.

В Париже еще не знали об агонии коалиционной армии на берегах Березины. Из штаб-квартиры императора французов в столицу (равно как и в другие столицы его европейских союзников) уходила только та информация, которая поднимала имидж и без того великого Бонапарта. Речь в ней шла о победах французского оружия по пути к Москве и обратно.

Выходившая в Вильно газета «Курьер Литовски» после сражения на Березине восторженно писала: «Две соединенные русские армии, молдавская генерала Чичагова и армия генерала Витгенштейна, были разбиты французской армией под Борисовым на Березине… Великой армии досталось в этом бою 12 пушек, 8 знамен и штандартов, а также от 9 до 10 тысяч пленных.

Как раз в это время спешно проехал через наш город адъютант герцога Невшательского, барон Монтескье. Он направляется в Париж. Его и. в-во Наполеон находится в вожделенном здравии».

Порадовать же Наполеона в те дни безостановочного бегства могло только известие о том, что навстречу остаткам Великой армии из Вильно к Ошмянам выступила 34‑я пехотная дивизия генерала Л.А. Луазона силой в 14 тысяч человек (17 батальонов), состоящая из французов, германских войск Рейнского союза и итальянцев из Тосканы.

Но дивизия начала нести тяжелые потери от морозов и в столкновениях с русскими летучими отрядами, и когда она на обратном пути отступления придет назад в Вильно, в ее рядах останется (27 ноября) всего около 3 тысяч человек. Венценосный Бонапарт, пораженный потерями дивизии, приказал арестовать генерала Луазона и провести расследование причин такого урона.

События торопили, и Наполеон решился: он передал командование оставшимися войсками королю неаполитанскому маршалу империи Иоахиму Мюрату, как лицу, имевшему среди армейского командования высший титул. А сам вечером (в 22 часа) 23 ноября 1812 года тайно, под именем герцога Виченцского, бросив остатки армии, и без полагающегося его величеству конвоя выехал из местечка Сморгонь Виленской губернии в Париж.

Но перед этим император собрал военный совет, на котором присутствовали Мюрат, вице-король Евгений Богарне, маршалы Даву, Ней, Мортье, Бессьер и Лефевр. Им и было объявлено Наполеоном о принятом решении своего отъезда во Францию.

Наполеон объявил высшему командованию, своим сподвижникам, о том, что он принял такое решение в силу того, что в сложившейся ситуации он может «внушать почтение Европе только из дворца в Тюльери». В тот же день император подписал последний, 29‑й по счету «погребальный» бюллетень Великой армии. Это были традиционные в наполеоновских походах официальные печатные информационные сообщения о ходе военных действий. Отдельные материалы для них Бонапарт писал собственноручно, часть редактировал лично.

В «погребальном» бюллетене ни слова не говорилось о свершившейся трагедии Великой армии. 29‑й бюллетень, отредактированный самим императором, заканчивался такими бодрыми и оптимистическими словами:

«Здоровье Его Величества никогда не было лучше…»

Граф Арман де Коленкур, близкий к французскому императору человек, частый и доверительный его собеседник, в своих мемуарах писал:

«…Он торопился уехать, чтобы опередить известие о наших несчастьях. Надо сказать, что о них по большой части даже не знали. Вера в гений императора и привычка видеть, как он торжествует над самыми сильными препятствиями, были так велики, что общественное мнение в то время скорее преуменьшало, чем преувеличивало наши беды, сведения о которых дошли до него.

Император торопился ехать, рассчитывая, что пути сообщения сейчас, в первый момент после переправы, будут более свободными и более надежными, чем несколько дней спустя, так как русские партизаны не успели еще попробовать делать налеты на наши тылы, а они не преминут это сделать, когда армия будет располагаться на новых позициях…»

Можно по этому поводу заметить, что Наполеон, как признанный военный вождь, покидал не свою армию, а ее остатки. Как полководец, морального права на такой поступок он не имел. Подобный поступок нанес императору непоправимый урон в глазах французских солдат, воскресив в их памяти финал Египетской экспедиции.

Отъезжающего в Париж императора Наполеона сопровождали только самые доверенные лица: генералы Коленкур, Дюрок, Мутон (граф Лобо), польский офицер-переводчик граф Вонсович, секретарь Фэн и телохранитель-мамелюк Рустам, по национальности армянин, родившийся в Грузии.

Первоначально эскорт императора составлял взвод гвардейских конных егерей, затем – голландские и польские уланы. Около полуночи того же 23 ноября Наполеон прибыл в Ошмяны, откуда его эскортировала неаполитанская гвардейская кавалерия (750 человек). Вскоре после его отъезда, в ту же ночь на Ошмяны напала партия армейских партизан майора Копылова, которая подожгла неприятельский армейский магазин. Тот эпизод французский мемуарист описал так:

«…Мороз был очень сильный. Наши части были уверены в своей безопасности, думая, что их прикрывает армия; позиции были выбраны плохо, сторожевое охранение тоже было плохое; дивизия разместилась в самом городе. Все попрятались по домам, стараясь укрыться от жесточайшего мороза.

Один из русских партизанских начальников воспользовался этой беззаботностью и… устроил вместе с казаками и гусарами налет на город; результатом этого налета было несколько убитых часовых и несколько человек, захваченных в плен. Ружейная пальба из всех домов вскоре принудила русских отступить, и они заняли позиции на возвышенности за городом, откуда в течение некоторого времени обстреливали его из орудий».

Ночью мороз усилился до 35 градусов. Неаполитанские гвардейцы по случаю встречи императора были в парадных мундирах и к утру 24 ноября, при подъезде к Вильно, от почетного эскорта осталось всего 15 человек. Арман де Коленкур писал:

«Хотя император был закутан в шерстяные шарфы и хорошую шубу, обут в сапоги на меховой подкладке и, кроме того,