же, выставив вперёд образ Спасителя, вышел из палатки… Шум, крики усилились… Слуга заскочил обратно в палатку, но уже без иконы.

– Они говорят, что вышел закон императора о снижении воинского довольствия на треть! Обзывают Маврикия торгашом!..

Приск, поняв, кто заварил всю эту историю, не стал дожидаться, чтобы войско разнесло его палатку и расправилось с ним. Быстро натянув броню, а на голову шлем одного из своих телохранителей, он выскочил вместе с ними из палатки, взлетел на коня, врезал ему по бокам каблуками сапог и пустил его во весь опор, с неистовым желанием вырваться из лагеря…

Ему удалось это. За ним увязались только несколько его телохранителей.

Легионеры не ожидали такой прыти от полководца, растерялись и упустили его.

Не задерживаясь в городке Монокарте, он с телохранителями вскоре был у ворот Константины. Там они придержали коней и уже спокойно въехали в город.

Он сразу же направил своего коня к зданию, где размещалось управление города, и там же было место начальника гарнизона.

Вскоре вся городская власть собралась в управлении.

Приск рассказал, что произошло, тут же письменно дал знать им, чтобы ничего не уменьшали из обычных выдач войску.

– И не бойтесь слухов, которые сейчас пойдут об этих событиях!.. Всё уладится, успокоится, останется по-прежнему с выдачей денежного и других довольствий воинам… И немалая вина в том, что войско возмутилось, лежит на Филиппике! Он в пику мне за то, что меня назначили на его место, посоветовал Маврикию уменьшить жалованье воинам и тем натравить их на меня!..

Войсковая верхушка, зачинщики мятежа, уже сами выбрали себе стратега. Они обратились к Герману, дуксу Дамаска, и, введя его на войсковое собрание, потребовали, чтобы он принял командование войском здесь, в восточных провинциях империи. Тот стал отказываться от этого, но ему пригрозили, что повесят, если не согласится. И Герман уступил нажиму, но потребовал прекратить мятеж и дать клятву, что не будут грабить граждан империи.

Тогда он отписал обо всём императору. И Маврикий приказал Филиппику вновь взять на себя командование.

Через две недели в Эдессу прискакал на взмыленной лошадке посыльный с известием о скором прибытии Филиппика. Приск понял, что проиграл, покинул Эдессу и отправился в Константинополь.

Это же известие, что вновь стратегом едет Филиппик, дошло и до мятежного войска, и там решили, что не примут командующим и его.

* * *

Этой ситуацией, раздором в ромейском войске, воспользовались персы. Они захватили под шумок пограничную крепость Мартирополь, из-за которой и разгорелся военный конфликт последних лет.

Когда об этом узнал Маврикий, он сразу же издал указ об отстранения от командования своего зятя Филиппика. На смену ему он послал уже проверенного на командных постах Коментиола.

Вступив в должность, Коментиол провёл успешную операцию против персов близ укрепления Сисавра, неподалёку от Нисибина, на территории Персии. Победа была блестящая, пал Афраат, и ромеи, захватив несколько знамён, сняли с убитых много золотых, усыпанных жемчугом поясов, мечей, тиар, а на следующий день взяли персидский лагерь и овладели богатой добычей.

– Вот видите, как удачно сложились наши дела на персидской границе! – воскликнул обрадованно Маврикий.

В рабочем кабинете императора поднялся глухой шум. Все обрадовались этому сообщению.

– Теперь можно снять часть военных сил с персидской границы! – предложил с места Приск.

После провала его утвердиться стратегом в Восточной армии, его разборками с Филиппиком и дуксом Дамаска Германом у него пропало желание появляться там.

– Да, переведём легионеров с востока на Истр! – согласился император с Приском.

И квестор со своими помощниками засели на целые дни: подсчитывали всё необходимое. Когда подсчитали, квестор, как всегда, прослезился от громадных затрат.

И на очередном заседании он назвал сумму расходов.

Император спросил его:

– Что можно сократить?

– Только не оклады легионерам! – подал голос Приск.

– Ишь, как напугали они тебя! – засмеялся Маврикий.

На этом заседании Маврикий объявил, что он сам предпримет этот поход, взяв на себя руководство армией.

Это дошло до императрицы Константины, та испугалась, стала упрашивать его отказаться от этой рискованной и опасной затеи.

– Когда это императоры ходили военными походами-то?! – чуть не с плачем вырвалось у неё.

– Да хотя бы император Феодосий! – напомнил он ей.

Константина же всё время напирала в разговоре на то, что будет с их семейством, детьми, если с ним что-нибудь случится в походе. Последнее время она была чем-то встревожена.

– У меня нехорошее предчувствие: в походе должно что-то случиться с тобой. И ты же видишь, что армия, солдаты неуправляемы, если не держать их в строгом подчинении, законе! Да и закон у них один, уже не раз слышал ты и сам, что право армии избрать того императора, который будет вести дела лучше, чем…

Тут она не договорила, запнулась, посмотрела на него со слезами на глазах.

– Чем ты! – закончила она.

Это задело его. Но он не стал спорить с ней, а начал успокаивать, старался говорить ласково, доходчиво.

– Военная кампания продлится не более полугода, – стал он объяснять супруге то, что было намечено сделать в походе и почему он выходит сам во главе армии. – Сейчас как раз удачная ситуация на Истре!.. И будет большой ошибкой не воспользоваться ею, пока каган аваров ещё не в курсе всех событий на Востоке, с персами…

Он обернулся к супруге, заметил, что она слушает его рассеянно, похоже, не вникая в то, что говорил он. И он не стал излагать ей дальше свои мысли и планы.

С этим же, чтобы он отказался от задуманного, обратился как-то к нему и патриарх Иоанн Постник.

– Ваше величество, императоры отвечают за государство и жизнь всех её жителей, – начал он. – Комиты же и стратеги – только за военные операции, за победы и поражения вверенных им войсковых соединений, легионов… И не дело участвовать в походах императору, оставляя кормило власти без присмотра… Да, когда-то императоры были только военачальниками… Но с тех пор многое изменилось. И сейчас основная тяжесть забот императора – это безопасность всего государства!..

Маврикий понял, что на это, чтобы патриарх стал поучать его, настроила супруга, Константина.

– Отче, я подумаю над твоими словами, – в мягкой форме прервал он патриарха. – Потом, я же не вмешиваюсь в твои, церковные дела! – уже в резкой форме высказался он. – Монофизиты уже верх взяли, поселились здесь, в столице, вольготно, собирают толпы людей, проповедуют им своё, еретическое!..

Старик насупился, обиделся, его сухое подтянутое лицо побледнело, плоская фигура заколыхалась от волнения… Он часто задышал…

– Патриарх Мина до самого упокоения считал монофизитов опасными еретиками, – стал он зачем-то объяснять Маврикию о