- Случилось все это в семьдесят втором.

Она ухватилась за рейку над головой и, змеей извиваясь под простынями, попыталась придать своему истощенному наркотиками и полупарализованному телу более удобное вертикальное положение. Разметавшиеся по подушке белые волосы были жесткими, как проволока.

Свет лампы, чуть сместившись, высветил ее лицо под другим углом, и Гарри заметил, что молочно-белая кожа, обтягивавшая ее пустые глазницы, сплошь выткана сеткой тонких голубых прожилок.

Время: 2:16.

Она продолжала:

- Верховный суд легализовал аборты только в начале семьдесят третьего, когда я уже была на последнем месяце беременности, и ко мне это не имело никакого отношения.

Но даже если бы аборты и были разрешены, она все равно не легла бы на операцию в больницу, так как боялась и не доверяла врачам. Сначала она попыталась избавиться от нежелательного ребенка с помощью какого-то индийского мистика-гомеопата, практиковавшего прямо у себя на дому в Гейт-Эшбури, тогдашнем центре антикультуры в Сан-Франциско. Он поил ее различными травяными настоями, которые должны были, разрушив стенки матки, спровоцировать выкидыш. Когда настои не помогли, он прибег к спринцеванию другими, более активными травяными настоями, вводимыми под высоким давлением, в надежде таким комбинированным методом удалить зародыш из матки.

Когда и это не помогло, отчаявшись, она обратилась за помощью к какому-то шарлатану, предлагавшему, впрочем, весьма распространенный в то время метод спринцевания раствором радия, достаточно слабым, чтобы не принести вред матери, но смертельно опасным для зародыша. Но и этот, более радикальный метод тоже оказался бессильным.

У нее крепло ощущение, что нежеланный ребенок каким-то образом сознавал, что она всеми силами старается избавиться от него, и цеплялся за жизнь с нечеловеческим упорством, уже тогда во много превосходившим по силе упорство любого еще неродившегося ребенка, уже тогда, еще во чреве матери, неуязвимого.

2:18

Терпение Гарри было на исходе. Пока что она не сообщила им ничего интересного, что могло быть использовано в борьбе с Тик-таком.

- Как нам разыскать вашего сына?

Дженнифер, вероятно, понимала, что никогда больше у нее не будет другой возможности высказаться, и потому не желала кроить рассказ по их меркам, независимо от цены, которую им всем придется уплатить. Было очевидно, что в самом факте обнародования правды о своем сыне она усматривала для себя своего рода искупление.

Гарри уже не мог слышать голоса и выносить вида этой женщины. Оставив Конни одну у кровати слепой, он отошел к окну и уставился наружу, на клубящийся, чистый и холодный туман.

- Жизнь моя сплошняком пошла наперекосяк…

Гарри всего передернуло, когда из уст этой дряхлой и умирающей старухи он услышал столь неожиданный слэнговый оборот.

Она же продолжала рассказывать о том, что страх перед еще неродившимся ребенком пересиливал все ужасы, которые ей довелось пережить от чрезмерного употребления наркотиков. Уверенность ее в том, что она носит в себе чудовище, крепла изо дня в день. Она перестала спать по ночам, так как боялась кошмаров, наполненных такими ужасами, такими страданиями людей, что волосы становились дыбом, и всегда в этих кошмарах присутствовало нечто незримое, страшное, безымянное, всегда хоронящееся во мраке.

- Однажды меня подобрали прямо на улице: я истошно кричала что-то о чудовище внутри себя и, впившись ногтями себе в живот, пыталась разодрать его. Меня отвезли в психиатрическую больницу…

Оттуда ее перевезли в Оранский округ и отдали на попечение матери, от которой шесть лет тому назад она сбежала. Медицинское обследование выявило у нее повреждения стенок матки, странные спайки и полипы и совершенно ненормальный химический состав крови.

Невзирая на это, обследование не обнаружило никаких отклонений и патологий в зародыше. Дженнифер еще более укрепилась в мысли, что носит в себе чудовище, и с каждым часом и днем это ее убеждение крепло, и истерическое состояние, возникшее как результат этой уверенности, с каждым часом и днем усугублялось Не помогали никакие увещевания, ни духовные, ни светские - ничто не могло унять ее страха.

В больнице, куда Дженнифер отправили рожать и где ей предстояло кесарево сечение из-за всего, что она натворила с собой, чтобы избавиться от ребенка, ее, теперь уже ставшее хроническим, состояние истерии переросло в помешательство. Ее беспрестанно мучили ретроспективные вспышки наркотических видений, изобилующие ощущениями чудовищных превращений внутри ее, что в конце концов привело ее к совершенно иррациональному убеждению, что стоит ей хоть раз взглянуть на ребенка, которого произведет на свет, и она будет навеки про-клята и осуждена на вечные муки ада. Роды оказались необыкновенно трудными и длительными, и в связи с неуравновешенным состоянием ее рассудка большую часть времени ее приходилось удерживать от попыток членовредительства с помощью грубой физической силы. Но в тот момент, когда упрямый ребенок наконец появился на свет и врачи, чтобы облегчить ей последние мгновения родов, освободили ее руки, она пальцами выдавила себе глаза.

Гарри, стоя у окна и глядя на быстро сменяющие друг друга лики тумана, содрогнулся от ужаса.

- Несмотря ни на что, он все же родился, - прошептала Дженнифер Дракман. - Он победил.

Даже лишившись глаз, она знала истинную цену существу, которое произвела на свет. Но ребенок оказался прелестным и здоровым мальчиком, который затем постепенно превратился в очень пригожего (как ей говорили) подростка и, наконец, в красивого молодого человека. Шли годы, и никто всерьез не принимал параноидально-шизофренический бред женщины, собственными пальцами выдавившей себе глаза.

Гарри снова посмотрел на часы. 2:21.

У них в запасе оставалось самое большее минут сорок относительно безопасного времени. А может быть, и того меньше.

- После родов мне пришлось перенести массу операций, возникли осложнения из-за глаз, пошли разные инфекции. Здоровье мое резко пошатнулось, несколько приступов паралича, и я уже никогда не смогла возвратиться домой к матери. Что, вобщем, было даже к лучшему. Потому что там находился он. В течение многих лет я жила в общественном доме призрения, и моей единственной мыслью было поскорее умереть, о чем я ежедневно молилась, так как была слишком слаба, чтобы покончить с собой… слишком слаба духом. Затем, два года тому назад, после того как он убил мою мать, свою бабушку, он перевел меня в эту лечебницу.

- Откуда вам известно, что он убил вашу мать? - спросила Конни.

- Он сам мне это сказал. И даже рассказал, как это сделал. Он любит хвастаться передо мной своей силой, говорит, что она прибавляется у него с каждым часом. Кое-что он даже демонстрировал мне… И я верю, что он действительно способен сделать, что говорит. А вы?

- Мы тоже, - ответила Конни.

- Как нам его найти? - все еще не отрываясь от окна и глядя на туман, спросип Гарри.