Слишком много пробелов. Слишком много «кто-то». Для целого дня работы маловато.

Я стояла и раздумывала, возвращаться ли мне домой, на Лузус, как вдруг мой комлог просигналил на секретной частоте, которую я сообщила Джонни.

– Госпожа Брон, – голос Джонни звучал хрипло, – приезжайте как можно быстрее. По-моему, они снова попытались меня убить. – Дальше следовал уже знакомый мне адрес в улье Бергсон-Восточный.

Я помчалась к ближайшему порталу.

Дверь в квартиру Джонни была чуть приоткрыта. В коридоре – ни души. Из квартиры не доносилось ни единого звука: полиция была явно не в курсе.

Я вытащила из кармана пальто отцовский пистолет, вставила обойму и одним движением включила лазерный прицел.

Потом пригнувшись и выставив вперед руки, вошла в квартиру. Красная точка заскользила по темной прихожей, задела дешевую гравюру на дальней стене и побежала дальше. Пусто. И в гостиной пусто. И в нише для просмотра голограмм.

Джонни лежал в спальне на полу, опираясь головой о кровать. Простыни были в крови. Он попытался приподняться, но снова упал. Дверь на балкон была открыта; с улицы тянуло сыростью и выхлопными газами.

Осмотрев уборную, небольшой холл и кухню, я вышла на балкон. Вид с него открывался захватывающий. Балкон (узенький карниз с перилами) располагался на высоте около двухсот метров на изогнутой стене Улья, и Главная Траншея просматривалась отсюда километров на десять – двадцать. Вверху взгляд упирался в темную массу ферм и балок – крышу Улья, до которой было метров сто, а внизу сверкали тысячи фонарей, голографических реклам и неоновых вывесок, сливаясь вдали в пульсирующее электрическое зарево.

К стене Улья прилепились сотни подобных балкончиков – и все пустые. Ближайший находился метрах в двадцати. Наличие балкона у риэлтеров считается «повышенной комфортностью» (с Джонни, вероятно, содрали за наружную комнату астрономическую сумму), хотя преимущество это очень сомнительное: воздушный поток, который создают вентиляторы, несет пыль и мусор. К тому же в улье всегда воняет нефтью и озоном.

Я положила пистолет в карман и вернулась посмотреть, что с Джонни.

Лоб его – от волос и до брови – рассекала неглубокая, но грязная рана. Когда я вернулась из ванной со стерильным тампоном, он уже сидел.

– Что случилось? – спросила я, прикладывая тампон.

– Двое мужчин… подкараулили в спальне… Они заблокировали сигнализацию на балконной двери.

– Вам полагается компенсация, – заметила я. – Что было потом?

– Мы боролись. Они тащили меня к двери. У одного из них был инъектор, но мне удалось его выбить.

– Почему они ушли?

– Я включил внутреннюю сигнализацию.

– Она подключена к системе охраны Улья?

– Нет. Я не хотел, чтобы охранники лезли в это дело.

– Кто вас ударил?

Джонни глуповато улыбнулся.

– Это я сам. Они уже выпустили меня, и тогда я бросился за ними. Споткнулся, упал и ударился о тумбочку.

– Не очень приятное происшествие – причем для обеих сторон, – сказала я, включила лампу и принялась осматривать ковер. В конце концов мне удалось найти инъектор: он закатился под кровать.

Джонни посмотрел на него, как на гадюку.

– Опять СПИД-II? – спросила я.

Он отрицательно покачал головой.

– Я знаю, куда его можно отдать на анализ, – сказала я. – Но похоже, это простой гипнотик. Они хотели, чтобы вы ушли с ними… Убийцы так не действуют.

Джонни снял тампон и скорчил гримасу. Кровь не останавливалась.

– Зачем кому-то похищать кибрида? – пробормотал он.

– Это вы мне говорите? Я уже начинаю думать, что и ваше так называемое убийство было просто неудачной попыткой похищения.

Джонни снова покачал головой.

– А скажите, – спросила я, – ни у кого из нападавших не было косы?

– Не знаю. На них были кепки и осмотические маски.

– Не был ли один из них очень высоким, как тамплиер, или очень сильным, как лузианин?

– Тамплиер? – удивился Джонни. – Первый был среднего роста, а тот, второй… ну, с инъектором… вполне сошел бы за лузианина. Очень сильный…

– Итак, вы сцепились с лузианином голыми руками. Может, у вас какие-нибудь биопроцессоры или силовые импланты?

– Нет у меня никаких имплантов. Я просто взбесился.

Я помогла ему встать.

– Значит, ИскИн может разозлиться?

– Я могу.

– Пойдемте, – сказала я. – Я знаю тут поблизости одну дешевую клинику. А потом вы немного поживете у меня.

– У вас? Почему?

– Время, когда вам нужен был детектив, прошло. Теперь вам нужен телохранитель.

В зональной схеме Улья моя берлога вообще не числилась в качестве жилого помещения. В сущности, это был просто подновленный чердак крупного склада, принадлежавший одному моему другу, которого заели ростовщики. На старости лет он надумал эмигрировать в какую-то колонию на Окраине, и я буквально даром получила отличный угол всего в километре от моей конторы. Район, конечно, малость подкачал, да и шум, доносившийся с погрузочных платформ, временами мешал разговаривать, зато помещение – раз в десять больше обычной квартиры, так что все свое оборудование я смогла разместить прямо на дому.

Джонни с интересом разглядывал мое жилище. Я почувствовала себя польщенной и тут же мысленно чертыхнулась. Не хватало еще, чтобы я начала красить губы из-за какого-то кибрида.

– Так почему же вы живете на Лузусе? – спросила я. – Большинство приезжих с других планет плохо переносят нашу гравитацию, да и местность тут несколько однообразная. А документы, в которых вы роетесь, находятся в библиотеке на Возрождении-Вектор. Почему?

Когда он заговорил, я поймала себя на том, что буквально пожираю его глазами и так же внимательно слушаю. Волосы он расчесывал на пробор; почти прямые у макушки, они ниспадали на воротник каштаново-рыжими кудрями. У него была привычка во время разговора подпирать подбородок кулаком. А говорил он на самом деле без всякого акцента – я только сейчас это поняла. Всеобщим языком он владел в совершенстве – просто избегал сокращений, оттого и казалось, что язык этот ему не родной. Ритмом речи он напомнил мне одного знакомого вора, уроженца Асквита (Асквит – это планетка на задворках Сети, заселенная эмигрантами Первой Волны, выходцами с Британских Островов).

– Я жил во многих мирах, – сказал он. – Моя цель – наблюдать.

– Самое подходящее занятие для поэта.

Он покачал головой, сморщился и осторожно дотронулся до шва.

– Какой из меня поэт? Вот ОН – это да.

Несмотря на случившееся, в Джонни чувствовалась сила, которую я встречала лишь считанное число раз. Это трудно описать словами, но я сама видела, как на приемах самого высокого ранга все невольно устремлялись к подобным людям, стоило им только появиться. И дело здесь было не в его чуткости или сдержанности – от него действительно исходила какая-то особая энергия, даже когда он просто смотрел на тебя.