— История повторится, — пообещала Клеопатра. — Я уверена, что каждый из вас найдет в Александрии пристанище по своему вкусу.

— В том, что касается подробностей, положитесь на нас, — сказал Антоний, имея в виду себя и царицу. — Мы должны покинуть это место в течение недели.

На протяжении всего лета жара и влажность давили на рассудок Клеопатры, словно они были молотом, а Амбракийский залив — наковальней. Ей страстно хотелось выбраться отсюда. Она жила в непрестанном предвкушении того мига, когда ее корабли вырвутся из-под двойного гнета — влажной духоты и флота Октавиана, державшего их на берегах Акция, словно в плену.

Клеопатра не бродила в малярийном чаду, как большая часть войска. У нее было такое ощущение, как будто незримые силы выдавливают жизнь из ее тела. Если бы только ей удалось бежать! Тогда она снова смогла бы дышать и мыслить ясно!

Они ожидали предвестников хорошей погоды, ясного неба и восточного ветра, который должен был принести юго-западный бриз, известный под названием мистраль. В конце концов после бесконечно долгих часов наблюдения за небом они с Антонием увидели кроваво-красный закат — благоприятное предзнаменование для мореходов, — и Антоний объявил, что завтра они наконец-то выберутся отсюда.

Той ночью Клеопатра смотрела, как двести ее кораблей — кораблей, ради которых она торговалась за каждое бревно, за проектированием и постройкой которых неустанно наблюдала, за которые платила, чтобы укомплектовать команды лучшими гребцами, — как эти корабли уничтожаются чудовищным пламенем. Моряки пропитали отполированные балки, доставленные с Кипра, горючим маслом, а затем швырнули на них факелы. Армия стояла на берегу — отсветы пламени плясали на красных, потных лицах солдат — и смотрела, как горят эти великолепные, огромные корабли. У них не осталось людей, которые могли бы вести эти суда, и лучше уж было уничтожить их, чем отдавать врагу. Клеопатра знала, что Октавиан наблюдает за происходящим, и надеялась, что он не разгадал их план.

— Как только мы доберемся до Египта, мы начнем все сначала, — сказал Антоний, чувствуя ее печаль.

Они с Клеопатрой стояли и смотрели, как флот, созданный такими трудами, превращался в скопище огромных черных остовов, которым отныне суждено было стать призраками этих берегов.

— Мы отдохнем, дадим людям набраться сил на добром греческом вине и сытной пище, под солнечным небом Египта, и начнем набирать новых солдат.

— Я сразу же закажу древесину для новых кораблей, — сказала Клеопатра, отвернувшись от пламени.

Но свет заливал лагерь, и в нем было светло, как днем.

— Что же касается новых солдат, то они рождаются каждую минуту, — добавила царица. — Мы разошлем вербовщиков повсюду, вплоть до Индии, если понадобится. Все равно мы привозим некоторые пряности из тех земель. Раз мы ввозим кумин, что мешает нам ввезти и людей? Мы создадим им такие условия, что они решат потрудиться ради этого.

— И научат нас тем загадочным идеям, которые так очаровали Александра, — заметил Антоний. — Говорят, они владеют тайнами, которые помогают мужчине и женщине во время соития соприкоснуться с самими богами.

— Да, это знание, за которое стоит заплатить, — отозвалась Клеопатра, попытавшись улыбнуться ему, как прежде.

Она все старалась показать ему, что потом, когда они смогут ускользнуть от Октавиана и вернуться в свои покои, их тела сплетутся в угаре страсти. Ей хотелось откликнуться на старания Антония поддержать ее. Но Клеопатре показалось, что ее голос прозвучал глухо и бесцветно.

С тех пор как они приняли решение отступить и перегруппировать силы, настроение Антония улучшилось. Он выбросил из головы измену Агенобарба и Аминты и вновь принялся размышлять о будущем. Клеопатре пришлось напомнить себе, что Антоний — из тех людей, которые расцветают в условиях солдатской вольности, которые всегда будут придерживаться одной стороны, если только не решат вдруг, что их к этому принуждают. Должно быть, ему очень трудно было терпеть узы, наложенные вражеским морским заслоном, куда труднее, чем он позволял увидеть ей или своим людям. И если Антоний рыскал по их покоям угрюмо, словно лев в клетке, то Клеопатра должна простить его за это — уж такой он человек.

Утром в день битвы небо было голубым, без единого облачка, а прохладный осенний ветер, задувший с севера, прогнал летнюю жару. О более благоприятной погоде нельзя было и мечтать, будь они даже в состоянии приказывать божествам небес.

— Если бы у нас было больше таких дней, как сегодня! — заметил Антоний, одеваясь для морской битвы.

Его вещи уже были упакованы и погружены на борт флагманского корабля Клеопатры. Все ценные предметы из их шатра были убраны Хармионой еще накануне. Они поставили на карту все.

— Если бы нам так повезло с погодой, не пришлось бы нынешним летом хоронить стольких людей!

— Милый, кому жить, а кому умирать, выбирают боги, — отозвалась Клеопатра.

— Возможно. Но бремя ответственности зачастую ложится на тех, кого боги избирают командовать, — сказал Антоний. — Это не всегда приятно — делить ответственность с богами.

Они наспех попрощались на виду у всех, но, когда гвардейцы Клеопатры явились, чтобы помочь царице погрузиться на корабль, Канидий Красс попросил позволения войти к ним.

— Люди ропщут.

Канидий был чисто выбрит, и на шее у него виднелись крохотные порезы. «Даже бритвы цирюльников, и те исхудали», — подумалось Клеопатре.

— Ты уверен, что это не бурчание их животов? Разве они не знают, что мы ведем их прочь отсюда, навстречу обильным трапезам?

Антоний торопился и не склонен был изменять планы.

— Наземные войска проблем не создают. Но легионеры, назначенные на корабли, знают, что ты приказал приготовить паруса. Они понимают, что это может означать только одно — бегство. Они также получили приказ вступить в бой с врагом.

— Да, мы собираемся проложить себе путь отсюда, как солдаты. Они воображают, что Агриппа беспрепятственно выпустит нас из залива? Может, еще и почетный караул предоставит?

— Нет. Но половина желает остаться и сражаться. Я слыхал, как они клянутся победить. Никто не хочет, чтобы война затягивалась еще на год.

— Хочешь сказать, что они намереваются нарушить мой приказ? — негромко, но зловеще произнес Антоний.

Клеопатра поняла, что он не в состоянии ни дня более терпеть нынешнюю ситуацию. Он мог сейчас думать лишь о бегстве. Всякий, кто попытается помешать этому, умрет.

— Не совсем так. Но двойственная цель задания их смущает.

— Да нет никакой двойственной цели! — взревел Антоний. — У нас меньше двухсот кораблей — против четырех сотен у Агриппы! Это скверное соотношение, Канидий, даже для меня. Морякам приказано связать врага боем и удерживать, пока шестьдесят кораблей царицы смогут бежать, а затем оставшиеся должны развернуться и двинуться следом. Что тут неясного? Армия отправляется на север, через Македонию, оттуда — в Сирию, а затем — в Египет. Что может быть проще?