Хозяйка уставилась на мистера Гудрика.

— Умерла? — говорит она шепотом и задрожала всем телом.

— Да, — говорит доктор, тихо так, строго. — Умерла. Вчера, когда я слушал ее сердце, я боялся, что это может случиться.

Услыхав эти слова, моя хозяйка отшатнулась от кровати и стала дрожать еще сильнее.

— Умерла! — шепчет она про себя. — Умерла так внезапно! Умерла так скоро! Что скажет граф?!

Мистер Гудрик посоветовал ей сойти вниз и немного успокоиться.

— Вы не спали всю ночь, — говорит он, — и ваши нервы не в порядке. Эта женщина, — говорит он и показывает на меня, — эта женщина останется в комнате, пока я не пришлю необходимую помощницу.

Хозяйка сделала, как он ей велел.

— Я должна подготовить графа, — говорит она, — я должна как можно осторожнее подготовить графа! — И, дрожа как лист, она вышла из комнаты.

— Ваш хозяин иностранец, — говорит мне мистер Гудрик, когда хозяйка ушла. — Он знает, как надо регистрировать смерть?

— Не могу знать, сэр, — говорю я. — Наверно, не знает.

Доктор задумался на минуту, а потом и говорит:

— Обычно я этого не делаю, но на этот раз я, пожалуй, сам зарегистрирую умершую, чтобы не затруднять семью. Через полчаса мне все равно придется проходить мимо регистрационного бюро, и мне нетрудно туда зайти. Скажите им, пожалуйста, что эту заботу я беру на себя.

— Хорошо, сэр, — говорю я, — премного благодарим за вашу любезность.

— Вы не возражаете против того, чтобы побыть здесь, пока я не пришлю кого-нибудь? — говорит он.

— Нет, сэр, — говорю я, — я посижу около бедной леди. Наверно, ничего нельзя было сделать, сэр, кроме того, что было сделано? — говорю я.

— Нет, — говорит он, — ничего нельзя было поделать. Она, наверно, очень страдала и долго болела до того, как я ее увидел. Случай был безнадежный, когда меня позвали.

— О господи, все мы рано или поздно кончим этим, правда, сэр? — говорю я.

Он ничего мне не ответил. Кажется, ему не хотелось разговаривать. Он только сказал:

— До свиданья, — и ушел.

Я просидела подле покойницы, пока не пришла женщина, которую прислал мистер Гудрик. Ее звали Джейн Гулд. На мой взгляд, она была очень почтенная женщина. Она никаких замечаний не делала, только сказала, что знает свое дело и за свою жизнь многих обрядила на тот свет.

О том, как отнесся к этой новости хозяин, когда услыхал о ней, я сказать ничего не могу. Меня при этом не было. Но когда я его увидела, он казался очень пришибленным. Он тихо сидел в углу, уронив свои толстые руки, понуро свесив голову; и глаза у него были пустые какие-то. Похоже было, что он не так огорчен, как испуган и озадачен тем, что случилось. Моя хозяйка распорядилась всем, что надо было сделать, а также насчет похорон. Наверно, это стоило кучу денег, гроб особенно был такой роскошный! Муж покойной леди, как мы слышали, был в отъезде, в чужих краях. Но моя хозяйка (она была ее родной теткой) договорилась с родственниками в имении (кажется, они жили где-то в Кумберленде, как мне помнится), что бедную леди похоронят в одной могиле с ее матерью. Похороны были очень пышные, и хозяин сам ездил в имение, чтобы на них присутствовать. Как он был хорош в глубоком трауре! Лицо такое торжественное, широкая черная креповая лента на шляпе. Когда он медленно выступал своей величавой походкой, уж так он был хорош!

В заключение, отвечая на заданные мне вопросы, должна сказать:

1) что ни я, ни моя сослуживица горничная никогда не видели, чтобы хозяин сам давал лекарства леди Глайд;

2) что, насколько мне известно, он никогда не оставался один на один с леди Глайд в ее комнате;

3) я не знаю, что было причиной внезапного испуга леди Глайд, когда она приехала к нам, — ни мне, ни горничной этого никогда не объясняли;

4) вышеупомянутый отчет был прочтен в моем присутствии.

Ничего больше я прибавить к нему не могу. Все написано правильно. Как христианка, клянусь, что все здесь написанное — истинная правда.

Подпись: Эстер Пинхорн + (ее крестик).

2. Отчет доктора

В регистрационное бюро отдела записи актов гражданского состояния того района, где последовала нижеуказанная смерть. Сим удостоверяю, что я лечил леди Глайд, 21 года от роду, видел ее в живых последний раз во вторник 25 июля 1850 года и что она умерла в тот же день в доме Э 5, Форест-Род, Сент-Джонз-Вуд. Смерть ее последовала в результате сердечного аневризма. Продолжительность болезни неизвестна.

Подпись: Альфред Гудрик.

Профессиональное звание: доктор медицины.

Адрес: 12, Кройдон-стрит, Сент-Джонз-Вуд.

3. Отчет Джейн Гулд

Доктор мистер Гудрик послал меня сделать все необходимое и приготовить к похоронам останки леди, умершей в доме, адрес которого указан в предыдущем отчете. Подле тела покойницы я застала служанку Эстер Пинхорн. Я сделала все, что требовалось, и подготовила тело к похоронам. В моем присутствии тело положили в гроб, и гроб заколотили при мне, прежде чем вынести. После этого, а не раньше, мне заплатили то, что мне причиталось, и я покинула этот дом. Те, кто захочет узнать о моих рекомендациях, могут обратиться к доктору Гудрику. Он засвидетельствует, что на меня можно положиться и что все изложенное здесь — истинная правда.

Подпись: Джейн Гулд.

4. Надпись на надгробном памятнике

Памяти Лоры, леди Глайд, жены сэра Персиваля Глайда, баронета из Блекуотер-Парка в Хемпшире, дочери покойного Филиппа Фэрли, эсквайра из Лиммериджа, этого же прихода. Родилась 27 марта 1829 года, сочеталась браком 22 декабря 1849 года. Умерла 25 июля 1850 года.

5. Отчет Уолтера Хартрайта

В начале лета 1850 года я и мои оставшиеся в живых товарищи покинули дикие дебри Центральной Америки, чтобы вернуться на родину. Достигнув побережья, мы сели на корабль, отплывавший в Англию. Судно это погибло в Мексиканском заливе. Я был одним из немногих спасшихся от кораблекрушения. В третий раз удалось мне избежать верной гибели. Смерть от тропической лихорадки, смерть от руки индейца, смерть в пучине морской — все три угрожали мне, все три миновали меня.

Американский корабль, плывший в Ливерпуль, подобрал уцелевших. Корабль прибыл в порт 13 октября 1850 года. Мы причалили к вечеру, а ночью я был уже в Лондоне.

Не буду описывать здесь мои путешествия и бедствия, пережитые вдали от родины. Причины, по которым я покинул свою страну, друзей и родных для нового мира приключений и опасностей, уже известны. Из своего добровольного изгнания я вернулся, как надеялся и верил, другим человеком. Испытания моей новой жизни закалили меня. В суровой школе крайней нужды и лишений воля моя стала сильной, сердце мужественным, разум самостоятельным. Я уехал, спасаясь от собственной судьбы. Я вернулся, чтобы встретить судьбу, как подобает мужчине.