II

Мое положение описано, мои побуждения известны. Остается рассказать об истории встречи Лоры и Мэриан.

Расскажу ее не со слов, часто бессвязных и непоследовательных, самих рассказчиц, но излагая факты, ставшие мне известными. Это будет ясный и точный отчет о том, что произошло с ними. Я должен его написать как для самого себя, так и для моего поверенного. Таким образом, запутанный клубок событий будет распутан наиболее быстро, вразумительно и точно.

История Мэриан начинается там, где кончается рассказ домоправительницы.

Домоправительница рассказала Мэриан про отъезд леди Глайд из Блекуотер-Парка и об обстоятельствах, которые ему сопутствовали.

Несколько дней спустя (сколько дней прошло, миссис Майклсон не могла вспомнить, так как в то время ничего не записывала) было получено письмо от графини Фоско, извещавшее о последовавшей в доме графа Фоско внезапной смерти леди Глайд. Даты в письме не упоминались. Миссис Майклсон предоставлялось, на ее собственное усмотрение, сразу же сообщить мисс Голкомб эту печальную весть или же подождать, пока здоровье мисс Голкомб не окрепнет.

Посоветовавшись с мистером Доусоном (который до этого по нездоровью не мог возобновить врачебное наблюдение за мисс Голкомб), по его указаниям и в его присутствии миссис Майклсон сообщила мисс Голкомб прискорбное известие в тот же день, как получила письмо от графини, или днем позже. Не будем останавливаться на впечатлении, которое произвело на Мэриан сообщение о внезапной смерти леди Глайд. Скажем только, что она смогла уехать из Блекуотер-Парка через три недели после этого. В Лондон она поехала в сопровождении домоправительницы. Там они расстались, и миссис Майклсон дала мисс Голкомб свой адрес на случай, если он в будущем понадобится.

Расставшись с домоправительницей, мисс Голкомб сейчас же отправилась в юридическую контору Гилмора и Кирла посоветоваться с последним, так как сам мистер Гилмор отсутствовал. Она сказала мистеру Кирлу о том, что считала необходимым скрыть от всех (включая и домоправительницу миссис Майклсон), — о своих подозрениях по поводу обстоятельств, при которых, как ей объяснили, умерла леди Глайд.

Мистер Кирл, ранее доказавший свою готовность дружески служить интересам мисс Голкомб, поспешил навести справки всюду, где это было возможно. Он действовал осторожно, так как учитывал щекотливый и опасный характер поручения, на него возложенного.

Чтобы исчерпать эту тему, следует упомянуть, что граф Фоско любезнейшим образом откликнулся на просьбу мистера Кирла сообщить ему подробности смерти леди Глайд, которые желала знать мисс Голкомб.

Затем мистер Кирл встретился с доктором Гудриком и двумя служанками графа Фоско. Ввиду невозможности установить точную дату отъезда леди Глайд из Блекуотер-Парка, ввиду показаний доктора и служанок, а также добровольных объяснений графа Фоско и его жены, поверенный мистер Кирл пришел к заключению, что подозрения мисс Голкомб ни на чем не основаны. Он решил, что горе, причиненное мисс Голкомб потерей любимой сестры, серьезно нарушило ее душевное равновесие. Он написал ей, что, по его мнению, подозрения, о которых она сообщила ему, не имеют под собой решительно никакой почвы. На этом содействие компаньона мистера Гилмора закончилось.

За это время мисс Голкомб, вернувшись в Лиммеридж, собрала там все дополнительные сведения, которые могла получить.

Первое сообщение о смерти племянницы мистер Фэрли получил от своей сестры, мадам Фоско, но и в этом письме никаких дат не упоминали. Он дал свое согласие на предложение графини похоронить леди Глайд рядом с ее матерью на кладбище в Лиммеридже. Сам граф Фоско сопровождал гроб с останками леди Глайд в Кумберленд и присутствовал на похоронах, имевших место 30 июля. Похороны были очень многолюдными и пышными. За гробом в знак памяти и уважения шли все обитатели деревни и окрестностей. На следующий день надгробная надпись (как говорили — предварительно начертанная рукой родной тетки умершей леди), с одобрения главы семьи, то есть мистера Фэрли, была выгравирована на памятнике, стоявшем над могилой.

В день похорон и на следующий день граф Фоско был гостем в Лиммеридже, но мистер Фэрли не пожелал лично повидать его. Они обменялись письмами. Граф Фоско познакомил мистера Фэрли с подробностями болезни и смерти его племянницы. В его письме не было даты, не было также никаких новых фактов, кроме уже известных. Но в приписке к письму говорилось об одном весьма примечательном обстоятельстве. Дело касалось Анны Катерик.

Содержание приписки сводилось к следующему.

Сначала мистера Фэрли уведомляли о том, что Анну Катерик (о которой он мог подробно узнать от мисс Голкомб, когда та приедет в Лиммеридж) проследили и нашли по соседству с Блекуотер-Парком и вторично водворили в психиатрическую лечебницу, откуда она когда-то бежала.

Затем мистера Фэрли предупреждали, что душевная болезнь Анны Катерик обострилась, оттого что она долго пребывала на свободе без медицинской помощи, и что ее безумная ненависть и подозрительность к сэру Персивалю Глайду (и ранее бывшая одним из пунктов ее помешательства) приняла теперь новую форму. Несчастная женщина была теперь во власти новой мании, связанной с сэром Персивалем, — она выдавала себя за его покойную жену, очевидно для того, чтобы досадить ему и возвыситься в глазах окружавших ее больных и сиделок. По-видимому, эта затея пришла ей в голову после того, как она добилась тайного свидания с леди Глайд, во время которого она собственными глазами убедилась в необыкновенном сходстве, существовавшем между умершей леди и ею. Возможность вторичного ее побега из сумасшедшего дома была совершенно исключена, но, быть может, она собиралась надоедать родственникам покойной леди Глайд письмами — в этом случае мистера Фэрли заранее предупреждали, как относиться к этому.

Когда мисс Голкомб приехала в Лиммеридж, ей показали эту приписку. Также отдали ей и одежду, в которой леди Глайд уехала из Блекуотер-Парка, вместе с другими вещами, которые она привезла с собой в дом своей тетки. Мадам Фоско заботливо переслала их в Кумберленд.

Так обстояли дела, когда в начале сентября мисс Голкомб приехала в Лиммеридж.

Вскоре она опять слегла, болезнь ее повторилась, ослабевшие силы ее были подорваны тяжелым душевным состоянием, какой-то внутренней неуверенностью, от которой она теперь страдала. Через месяц, когда она поправилась, подозрения ее по поводу обстоятельств, при которых умерла ее сестра, отнюдь не рассеялись. За этот промежуток времени она не получала никаких известий от сэра Персиваля Глайда, но до нее доходили письма мадам Фоско. Та очень внимательно и любезно осведомлялась о ее здоровье от имени своего мужа и от своего. Вместо того чтобы отвечать на эти письма, мисс Голкомб наняла частного сыщика для наблюдения за домом в Сент-Джонз-Вуде и за его обитателями.

Но ничего сомнительного обнаружено не было. Те же результаты дало и наблюдение за миссис Рюбель. Она и ее муж приехали в Лондон за полгода до этого. Они прибыли из Лиона и сняли дом около Лестер-сквера, чтобы сдавать меблированные комнаты иностранцам, съезжавшимся в Лондон в большом количестве в связи со всемирной выставкой 1851 года. Ничего подозрительного об этой чете не было известно. Они были скромными людьми, всегда платили свою ренту вовремя и вообще вели себя вполне добропорядочно. Что касается сэра Персиваля Глайда, он обосновался в Париже и спокойно проживал там в кругу друзей — англичан и французов.