Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы работали на фабрике. Секретарем. Хок Сен, желтый билет. Так? Андерсон-сама рассказывал, что вы сбежали, когда пришли белые кители.
– И вот я снова здесь.
– Зачем?
Старик отвечает, невесело улыбаясь:
– Мы все цепляемся за то, что осталось после крушения.
Грохочет далекий взрыв. Все смотрят в окно.
– Похоже, дело к концу, – негромко произносит девочка. – Уже больше часа было тихо.
Они отвлеклись, и Эмико думает, что могла бы легко прикончить их даже одной рукой, но уж слишком устала – от разрушения, от смертей. В балконном проеме на фоне светлеющего неба встают столбы дыма. Весь город – в клочья, а из-за чего? Из-за пружинщицы, которая отказалась знать свое место.
Она закрывает глаза от стыда и видит перед собой осуждающее лицо сенсея Мидзуми. Даже удивительно, почему эта женщина до сих пор на нее влияет. Девушке, наверное, уже никогда не избавиться от наставницы – та стала такой же частью ее естества, как и катастрофически суженные поры.
– Хотите получить за меня награду? Заработать на том, что поймали убийцу?
– Тайцы жаждут тебя заполучить.
В двери щелкает ключ. В квартиру входят Андерсон-сама с еще одним гайдзином – радостные, веселые, хотя и изукрашенные синяками, – и замирают, переводя взгляд с Эмико на старика, со старика на ствол пистолета, направленного прямо на них.
– Хок Сен?..
– Какого черта тут происходит? – подает голос второй гайдзин из-за спины Андерсона-самы.
– Мне тоже интересно, – говорит тот. Его бледно-голубые глаза оценивают обстановку.
Маи машинально делает ваи, Эмико улыбается про себя – ей хорошо знаком этот рефлекс, сам собою складывающий ладони.
– Что ты тут делаешь? – спрашивает Хок Сена Андерсона-саму.
– Разве вы не рады поимке убийцы Сомдета Чаопрайи?
Тот молчит, переводя взгляд со старика на Эмико и обратно, и наконец задает другой вопрос:
– Как ты сюда попал?
– Все-таки эту квартиру господину Йейтсу нашел я, я же и отдал ему ключи.
– Глупец он был, правда?
Хок Сен согласно кивает.
Эмико со страхом понимает, что плохо эта встреча может закончиться только для нее. Из всех ее одну могут пустить в расход. Если действовать быстро, можно выхватить пистолет, как у тех медлительных охранников. Будет, конечно, больно, но не трудно – старик ей не соперник.
Второй гайдзин молча выходит за дверь, а Андерсон-сама, к ее удивлению, остается и спокойно проходит в квартиру, подняв руки, – показывает, что в них ничего нет. Одна его ладонь забинтована.
– Чего ты хочешь, Хок Сен? – спрашивает он миролюбиво.
Старик отступает, выдерживая дистанцию:
– Ничего. Справедливого наказания для убийцы Сомдета Чаопрайи, и все.
– Надо же! – с усмешкой говорит Андерсон-сама и, морщась, кряхтя, осторожно усаживается на диван. – И все-таки чего ты хочешь на самом деле?
Старик, чуть ухмыльнувшись, отвечает:
– Того же, чего и всегда: будущего.
Гайдзин задумчиво кивает:
– Полагаешь, за эту девушку тебя хорошо вознаградят?
– За поимку того, кто убил приближенного королевы, мне наверняка дадут столько, что этого хватит на возрождение моего клана.
Андерсон-сама молча смотрит на Хок Сена, потом переводит холодный взгляд на Эмико:
– Ты действительно его убила?
Пружинщица хочет солгать, видит, что и гайдзин ждет того же, но не может.
– Простите меня.
– И телохранителей?
– Они сделали мне больно.
Андерсон-сама качает головой:
– А я-то не верил. Думал, Аккарат все подстроил. Но потом ты спрыгнула с балкона. – Он смотрит на девушку с беспокойством. – Тебя учили убивать?
– Нет! – Возмущенная таким предположением Эмико спешит объяснить: – Я не знаю. Мне сделали больно, я разозлилась, но не знала… – Ее охватывает сильное желание пресмыкаться, убеждать в своей преданности, однако она перебарывает заложенный в генах инстинкт, который велит лечь перед хозяином и подставить живот.
– То есть ты не специально обученная убийца? Не военная модель?
– Нет, не военная. Прошу вас, поверьте мне.
– Не военная, но тем не менее опасная. Ты же голыми руками оторвала голову Сомдету Чаопрайе.
Эмико хочет возразить, объяснить, что она совсем другая, но не находит слов и только шепчет:
– Я не отрывала ему голову.
– А ведь ты всех нас можешь прикончить так, что мы и пикнуть не успеем. Хок Сен даже прицеливаться не начнет.
Тут старик очень медленно переводит пистолет на пружинщицу.
Та несогласно мотает головой:
– Я не хочу этого. Хочу только уйти отсюда. Уйти на север – и больше ничего.
– Все равно ты опасное существо. И для меня опасное, и для других людей. Если бы сейчас кто-то увидел нас вместе… Мертвая ты ценнее, чем живая.
Эмико подбирается, готовясь к умопомрачительной боли. Первым – китайца, потом Андерсона-саму. Девочку, наверное, не стоит…
– Прости, Хок Сен, – вдруг говорит гайдзин. – Не могу отдать ее тебе.
Пружинщица смотрит на него изумленно.
– Что – остановите меня? – усмехнувшись, спрашивает китаец.
– Настали другие времена. В королевство идут армии таких, как я. Всех нас ждет новая судьба. Теперь тут будут не только фабрики – будут контракты на калории, грузоперевозки, отделы исследований и разработки, торговые переговоры… С этого дня все по-другому.
– Поднимет ли этот прилив и мой корабль?
Андерсон-сама смеется и тут же хватает себя за ребра.
– Еще как, Хок Сен. Еще как нам станут нужны люди вроде тебя.
Старик смотрит на Эмико:
– А Маи?
Гайдзин кашляет.
– Забудь о мелочах. У тебя будет почти ничем не ограниченный счет. Найми ее, женись на ней – мне все равно. Делай, что пожелаешь. Черт возьми, вон Карлайл найдет ей место, если ты не захочешь. – Он откидывает голову и кричит: – Я знаю, что ты там, старый трус! Заходи.
Из коридора доносится голос второго гайдзина:
– Ты что, действительно решил защищать пружинщицу? – Карлайл осторожно выглядывает из-за двери.
– Без нее не было бы повода для переворота. А это чего-то да стоит, – криво ухмыльнувшись, говорит Андерсон-сама и смотрит на Хок Сена. – Ну, что скажешь?
– Клянетесь?
– Если нарушим слово, ты ведь сможешь о ней донести, а пока весь город ищет пружинщицу-убийцу, она отсюда никуда не уйдет. Если мы с тобой найдем общий язык, выгадает каждый. Давай же, Хок Сен, условия простые – в кои-то веки все будут в выигрыше.
Немного подумав, старик отрывисто кивает и опускает пистолет. Андерсон переводит взгляд на Эмико, которая испытывает огромное облегчение, и говорит гораздо мягче:
– Многое теперь изменится, но видеть тебя никто не должен. Кто-то в этой стране тебя уже никогда не простит. Понимаешь?
– Да, меня не должны видеть.
– Вот и хорошо. Как только все утихнет, придумаем, как тебя вывезти, а