Эмико кладет ему на лоб ладонь – удивительно холодную ладонь. Глядя мутными лихорадочными глазами, он спрашивает:

– Хок Сен пришел?

Пружинщица грустно качает головой:

– Ваши люди не знают, что такое верность.

Андерсон хочет рассмеяться в ответ, пробует стянуть с себя одеяла, но не может, тогда Эмико убирает их сама.

– Нет, знают. – Он снова оборачивает лицо к солнцу, впитывает свет кожей, тонет в потоках тепла. – Хотя я знал, что так будет. – На смех не хватает сил, тело будто рассыпается на части.

– Хотите еще воды?

Мысль о воде неинтересна. Жажды нет. Вот прошлой ночью жажда была страшная. Когда по приказу Аккарата явился врач, хотелось выпить целый океан. А теперь – нет.

Осмотрев больного, доктор ушел напуганный, но перед тем сказал, что пришлет кое-кого и что надо доложить в министерство природы – пусть те выполнят свой ритуал черной оберегающей магии. Все это время Эмико пряталась тут, а после визита врача дни и ночи напролет сидела у постели.

Андерсон начал изредка ее узнавать, хотя до этого видел сны, бредил. Йейтс долго сидел на краю кровати, посмеивался, объяснял тщету его жизни, смотрел прямо в глаза и спрашивал, понимает ли он. Андерсон пробовал отвечать, но слова застревали в пересохшем горле. Йейтса это тоже веселило, он любопытствовал, что больной думает о замене его на недавно прибывшего торгового представителя «Агрогена». Потом пришла Эмико с мокрым полотенцем, и Андерсон был ей благодарен, безумно благодарен за внимание, за человеческое тепло… Мысль о «человеческом тепле» его даже позабавила.

Он видит пружинщицу сквозь туман, вспоминает, кому и что остался должен, думает, успеет ли раздать долги.

– Мы вывезем тебя отсюда.

Его снова охватывает озноб. Всю ночь было жарко, а теперь вдруг стало холодно, как когда-то зимой среди снегов северных районов Среднего Запада. Желание пить пропало. Холодно. Даже пальцы девушки, лежащие у него на лбу, будто изо льда.

Андерсон слабо трогает ее ладонь:

– Хок Сен пришел?

– Вы весь горите. – Она смотрит на больного с тревогой.

– А приходил? – Крайне важно, чтобы тот непременно был тут, в комнате, совсем рядом. Почему – никак не вспомнить, но невероятно важно.

– Вряд ли появится. Он уже получил от вас те бумаги, какие хотел, вы его представили. Хок Сен сейчас вовсю работает с людьми из вашей компании, с новым представителем, с той дамой по фамилии Бодри.

На балкон залезает чешир, мяукает и тихо проходит в комнату. Эмико то ли не замечает, то ли просто не обращает внимания: как-никак родственники, создания одних и тех же несовершенных богов.

Андерсон вяло следит за кошкой, которая неслышно скользит по спальне и исчезает за дверью. Если бы не слабость, швырнул бы чем-нибудь, но он только вздыхает: все уже не важно, переживать из-за животного нет сил. Потом больной расслабляет глаза и смотрит на потолок, на медленно описывающие круги лопасти механического вентилятора.

Ощутить бы снова злость, но даже злость ушла. Осознав, что болен – в тот самый момент, когда Хок Сен с девочкой испуганно отшатнулись, – Андерсон посчитал их сумасшедшими, поскольку не имел никаких контактов с переносчиками инфекции, однако, увидев страх и отсутствие сомнений, все быстро понял.

– Как на фабрике?.. – повторил он за Маи, и старик кивнул, не отрывая ладони ото рта.

– Зал обработки или водорослевые ванны.

Андерсон хотел разозлиться, но болезнь уже тогда начала вытягивать силы. Его хватило лишь на вспышку ярости, которая быстро погасла.

– Выжившие были?

– Только один, – тихо ответила девочка и торопливо исчезла вслед за китайцем.

Ах этот Хок Сен и его вечные тайны, замыслы, свои интересы, вечное ожидание чего-то!..

– Уже едет? – с трудом произносит Андерсон.

– Он не придет, – отвечает Эмико.

– Но ты же здесь.

– Я Новый человек, мне ваши болезни не страшны. А вот китаец не придет, и тот, которого зовут Карлайл, тоже.

– По крайней мере, тебя оставили в покое, хоть тут сдержали слово.

– Может, и сдержали.

Андерсон думает, не права ли пружинщица, не ошибался ли он сам насчет Хок Сена, как, впрочем, много на чей счет еще, верно ли вообще понимал то, как устроена жизнь в этой стране, и, отгоняя страхи, говорит:

– Обязательно сдержит слово. Бизнесмен все-таки.

Эмико молчит.

Чешир залезает на кровать – девушка сгоняет животное, – запрыгивает снова, видимо предчувствуя скорую возможность поживиться падалью.

Андерсон делает слабую попытку приподнять руку и хрипло произносит:

– Не надо. Пусть сидит.

49

Из доков выходит целое войско сотрудников «Агрогена». Канья и ее подчиненные – почетный караул заморских демонов – вытянулись по стойке смирно. Фаранги щурятся от тропического солнца, готовясь прибрать к рукам страну, которую видят первый раз в жизни, тычут пальцами в сторону местных девушек, галдят, гогочут. Что за неотесанный народ – ведут себя как хозяева.

– Самоуверенные-то какие… – негромко произносит Паи.

Она вздрагивает, услышав собственные мысли, но ничего не говорит, только ждет и смотрит, как Аккарат встречает этих существ. За главного у них хмурая светловолосая дама по имени Элизабет Бодри – само воплощение сути «Агрогена». На ней, как и на остальных, длинный, в пол, черный плащ, на котором поблескивают фирменные колосья. Радует одно: в этих мерзких одеждах им должно быть невыносимо жарко. Лица фарангов залиты потом.

– Вот их отведешь в банк семян, – говорит ей Аккарат.

– Вы уверены?

– Им нужны только образцы, новый генный материал. Королевству от этого тоже будет польза.

Канья рассматривает людей, которых недавно называли демонами-калорийщиками и которые теперь нагло разгуливают по Крунг-Тхепу, Городу божественных воплощений. С кораблей сгружают ящики зерна – на каждом ярко отпечатана эмблема «Агрогена» – и заполняют ими запряженные мегадонтами повозки.

Догадавшись, о чем думает Канья, Аккарат говорит:

– Прошло то время, когда мы отсиживались за своими стенами и надеялись на выживание. Пора вступить в контакт с внешним миром.

– Но семенной банк! Это же наследие короля Рамы! – не повышая голоса, протестует Канья.

– Они возьмут только образцы. Не стоит так переживать. – Аккарат приветствует очередного фаранга, пожимает ему руку на заморский манер, говорит на ангрите, указывает путь, потом поясняет своей спутнице: – Это Ричард Карлайл. С насосами наконец решено. Сегодня днем он отправит за ними дирижабли. Немного удачи – и мы успешно переживем сезон дождей. – Тут Аккарат добавляет значительно: – Ты осознаешь, ты понимаешь, чем я тут занимаюсь? Лучше пожертвовать небольшой частью страны, чем сразу всем королевством. Есть время вести войны, но есть и время вести переговоры. В полной изоляции нам не выжить. История показывает, что налаживать связи с остальным миром необходимо.

Канья в ответ