Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Конечно, Эдуар принял меры – психологи, клиники… Но лучше ей не становилось. Иногда казалось, что всё налаживается, но потом… Эх, – он сокрушённо махнул рукой. – В конце концов она замкнулась в себе, и вот, – Фабрис кивнул на ближайшее полотно, где хрупкая девушка сидела спиной, а по её нежной коже расползались острые морозные узоры, нанося глубокие раны, рассекая льдистыми хлопьями плоть до самого позвоночника. – Бертин выплёскивала своё отчаяние на холст.
У Жени перехватило дыхание. Боль и одиночество этой незнакомки неожиданно оказались ей невероятно близки. Она никак не могла придумать, что сказать, какие слова подобрать. И наконец выдавила:
– Мне очень жаль. Я так её… понимаю.
– И мне жаль, рыбка моя, так жаль. И ещё больше – того, что ты понимаешь. За тобой мы тоже не доглядели. А ведь она…– Фабрис шумно выдохнул сквозь стиснутые зубы, и словно не в силах произнести имя с нажимом сказал: – Она действовала по проверенной схеме.
– Бертин? – Женя в недоумении нахмурилась. – Я не понимаю. Она притворялась?
– Ну что ты, милая?! Разве такое можно сыграть… Нет, это Моник! Всё она, наша дорогая подруга, мадам Бланшар! – закончил он с такой горечью и злостью, что практически выплюнул фамилию.
Женя застыла.
«Что?»
Внезапно она вспомнила слова комиссара Салазара о подозрительных совпадениях, и теперь в них появился смысл.
– Моник… – её рот внезапно наполнился вязкой слюной, и она с трудом сглотнула. – Хочешь сказать, что Моник изводила Бертин так же… так же, как…
Её голос задрожал, и Женя не смогла закончить предложение.
– О, Эжени… Ты не знала, да? – Фабрис участливо заглянул ей в лицо. – Твои результаты анализов крови оказались такими же, как у Бертин, понимаешь? – Он взял её руки в свои и продолжил. – Когда Эду рассказал мне, что у тебя проблемы психологического характера, я подумал, что ему чертовски не везёт в жизни. Это же надо, снова напороться на те же грабли! Невероятно паршивое совпадение. Так ведь?
Женя заторможенно кивнула. И не стала сопротивляться, когда Фабрис снова положил её руку к себе на локоть и потянул вперед.
– Я даже сказал ему, что возможно это знак свыше. Твоё появление в его жизни – как второй шанс. Попытка исправить то, что не удалось прежде. Помочь тебе во имя покойной Бертин, – Фабрис хмыкнул, бросив на Женю быстрый взгляд. – Эду, конечно, вначале вспылил, но на самом деле так и собирался поступить… Но как только узнал о результатах твоего обследования, то естественно сопоставил факты и буквально заставил мсье Салазара поднять материалы по делу Бертин.
Они уже дошли до другого конца зала и развернулись, когда Женя, всё обдумав, негромко произнесла:
– Но комиссар мог просто посчитать всё это нелепым совпадением.
– Камеры, Эжени. На ресепшн есть камеры. На записях видно, что в сторону правой башни прошла сначала она. И только потом ты.
– Ну, я бы могла обогнать её по дороге, – Женя пыталась рассуждать логически, будто следователь теперь она.
– Но ты ведь не обгоняла.
– Нет, конечно. Но…
– Сумка. У неё с собой была сумка.
– У меня тоже.
– Звёздочка моя, я знаком с Моник одиннадцать лет, и точно знаю, что она никогда не изменяет своему утончённому стилю, а тут такая сумка. Не её маленький клатч, не изящный ридикюль, понимаешь?
– Всё же мне сложно в это поверить. Если она смогла продумать до мелочей то, как… – Женя замялась. – Одним словом, почему позабыла про камеры?
– Вряд ли именно забыла, – Фабрис пожал плечами. – Записи с камер не хранятся долго. Никто бы не стал проверять их именно в тот день. Но в дело вмешался Его Величество Случай. Моник не могла предположить, что в башне случится пожар, и начнётся разбирательство…
– И что теперь? Ей предъявили обвинение?
– Увы, все эти совпадения – не доказательства. Прямых улик так и не нашли. Поэтому мадам Бланшар отделалась всего лишь увольнением.
Женя стиснула зубы. Эта новость была не из приятных. Всё же несостоявшаяся подруга заслуживала наказания. Хоть какого-то! Видимо, мысли отразились на её лице, потому что Фабрис добавил:
– Знаешь, в отельном бизнесе все друг друга знают, и новости о пожаре и о его истинных причинах быстро разлетелись. Боюсь, карьера мадам Бланшар, как управляющей отелем, закончилась. А что до натюрмортов на чердаке… – Фабрис, видимо, вспомнил её изначальный вопрос. – Всего лишь мера предосторожности. Вдруг бы Эду вздумалось погрустить о былом. Иногда он приходит на чердак. Редко, но бывает. Я просто хотел создать видимость, что всё стоит на своих местах.
– А я-то подумала, что у меня очередные галлюцинации.
– Прости, крошка моя.
– Тебя – прощаю.
– А его?
Они оба поняли, о ком он спросил. Внутри что-то болезненно дрогнуло, и Женя поспешила отвернуться, будто её привлекла одна из картин.
– Теперь Бертин здесь, в своём творчестве. И люди должны её знать и помнить! – с горячностью произнёс Фабрис. – И я не жалею, что тайком стащил картины с чердака. Пусть и был за это избит!
– Что?!
Женя изумлённо уставилась на мужчину, но на антрацитовой коже лица, конечно, никаких следов побоев не наблюдалось.
– Ну ладно, не избит, – ухмыльнулся он. – Но пару раз Эду мне точно успел врезать. Зато он спустил пар, и теперь я могу, не таясь, нести в мир творчество моей покойной талантливой подруги.
– Согласна, – Женя кивнула, улыбнувшись. – Порыв достоин уважения.
– Знал, что ты меня поймёшь, капустка моя. Твоя подруга тому пример. Когда кто-то заказывает копию с картины из этой коллекции, у меня на душе становится чуточку светлее.
– Что ж, и я рада, что приехала сюда. Наш разговор помог мне разобраться во многом.
Фабрис склонился к ней и расцеловал в обе щеки, а вместо третьего поцелуя тихо произнёс, пристально глядя в глаза:
– Съезди к нему.
Его тихая просьба набатом отдалась в ушах и обдала морозом, заставив поёжиться.
– Я… Я не могу.
– Пожалуйста. Он мечется, как раненный зверь. Музей закрыл. После пожара отменил все брони на номера в отеле. Колоссальные убытки… Но дело, конечно, не в деньгах, а в нём самом.
– Я не знала… Но зачем? Я не понимаю. Даже если ему так ненавистен теперь отель, зачем же всё закрывать? Рушить дело своей семьи! Мог бы уехать в Экс и жить там. Нанял бы нового управляющего, и дело с концом!
– Не всё так просто, – Фабрис вздохнул. – Сбежать и бросить всё было