люди! И я начал учить вас, показывать, где ваше настоящее место…

Он сглотнул, пытаясь смочить пересохшее горло, и тут же прододжил.

— Но вас не становилось меньше! Всё новые и новые твари прибывали в Казематы. На улицах росло беззаконие, и ни Совет Отцов, ни Правитель не делали ничего… Совсем ничего! Казематы стали бесполезны, а мы, Надзиратели, превратились в нянек при капризных детях с руками, по локоть покрытыми кровью! Тогда я понял, что честно вас не победить, я стал сражаться с вами вашими методами. И день, когда ко мне пришёл Синий Дон и предложил присоединиться к нему, стал моим вторым величайшим днём. Он, как и я, жаждал уничтожить Кланы. Истребить их, перетрясти, лишить власти — сделать то, на что у Корпуса не хватало сил! Присоединиться к нему, стать частью нового порядка — честь, которой он меня удостоил! И для этого мне нужно было сделать лишь одно — помочь обрушить бесполезные Казематы и принести ему голову Кастиана Норда, человека, которого я ненавижу всей душой!

Он буквально кричал, а его глаза горели нездоровым блеском. Я видел, что он не в себе, что, в борьбе со злом он сам стал злом, с которым сражался, выбрав в союзники худшего из всех преступников города.

Но поспорить с ним я не успел, потому что в игру вступил тот, кого мы с Гроффом списали со счетов.

Увлёкшись речью, Грофф перестал контролировать Отца Грэгора. Его нож теперь был на приличном расстоянии от шеи Отца, а сам Надзиратель был поглощён своим монологом. Этим Отец и воспользовался.

От него пахнуло жаром, и он, перейдя сразу на четвёртый уровень Амока, легко оттолкнул нож Гроффа и невозможным прыжком переместился сразу на несколько метров в сторону. Ни единого признака слабости, что он показывал раньше, не осталось. Он с самого начала притворялся, делая вид, что ему куда хуже, чем было на самом деле, и выжидал удобного момента для атаки…

Говоря короче, я узнавал старого доброго Отца!

Воздух вокруг него стал густым и тёмным. Я видел, как он аккумулирует вокруг себя Энергию смерти и разрушения. Той силы, что он собрал, было достаточно, чтобы убить Гроффа на месте…

— Стойте! — крикнул я, и они оба удивлённо повернулись в мою сторону. — Грофф несколько раз пытался меня убить… Я пришёл к вам на помощь, и на основании этого прошу права убить его собственными руками!

Я знал, что сейчас Отец охвачен гневом, и ни за что не согласится отдать Гроффа мне. Но за месяцы в Хавоке я усвоил, что все здесь живут по своим особым правилам. И законы чести, на которые я сейчас ссылались, были единственным аргументом, который мог бы заставить Отца Грэгора изменить принятое им решение…

Всё случилось так, как я и рассчитывал. Энергия вокруг Отца потухла. Он медленно и неохотно кивнул.

— Что, сосунок, думаешь, что сможешь справиться со мной в честном бою?! — ухмыльнулся Грофф. — Ну уж нет! Я уничтожу тебя, мерзкий тупой хум!

— Нет, — покачал я головой. — Вы продались Дону. А значит, вы уже мертвы…

Грофф яростно пролаял что-то в ответ, и в его руке появился кнут, типичное оружие Надзирателя. По нему пробежали искры, и я почувствовал, как он наполняет его всей доступной ему силой. Он был достойным противником, и та мощь, которую он сейчас использовал, могла убить на месте даже самого сильного бойца.

Он сделал быстрое движение, его кнут устремился ко мне…

Я не стал уклоняться. Воззвал к Энергии и Руне стихий, немного подправив его движение.

Грофф ничего не успел понять, когда его кнут, изогнувшись в воздухе, ударил его самого.

Удар был настолько чудовищным, что Грофф умер на месте, не успев осознать, что именно я сделал.

— Отличная работа, малыш! — просипел Отец Грэгор. — Конечно, я бы выбрал способ пожёстче, но и ты был весьма неплох…

Он шагнул ко мне, намереваясь похлопать по плечу, как вдруг упал, сражённый неизвестной силой.

— Столько лет, братец… Столько лет… — произнёс совсем рядом голос Золотого Дона. — Столько лет ожидания, и ты наконец-то мой!!!

Глава 75

Я обернулся и понял, что мы слишком увлеклись своими проблемами и упустили из виду, что происходит вокруг.

У стен полуразрушенных Казематов по-прежнему продолжались разрознённые сражения, но не они привлекли моё внимание. Всего в нескольких метрах от нас стояли Золотые. Человек тридцать, все в боевом облачении, с оружием в руках. Учитывая сильные боевые Руны и мощные артефакты, с уверенностью можно было утверждать, это были не торговцы, а воины. Причём весьма приличного уровня.

Впереди отряда Золотых стоял уже знакомый мне детина, сжимающий в руках зеркало, в котором я видел Золотого Дона, Грэддона. И сегодня его лицо так и сияло торжеством. В правой руке он сжимал высокий бокал, в котором весело бурлила какая-то праздничная жидкость.

Золотой Дон и по совместительству брат Отца Грэгора отмечал свою победу.

— Что, братец, не ожидал меня тут увидеть?! А вот я сделал для этого всё возможное! Я следил за Казематами, и примчался сюда сразу, как только узнал об их падении. Даже Синие ещё в пути, а я уже здесь! — вальяжно рассмеялся он. — Ох, сколько же лет я ждал, когда мне удастся тебя увидеть! Посмотреть в твои отвратительные глупые глазки… Кстати, ты постарел! Стал жирным, жалким… Рефлексы уже не те, верно? Ты даже не заметил приближения моих ребят!

Про конфликт братьев я знал немного и только в общих чертах. Когда-то они оба находились на самой вершине Золотого Клана, но затем Грэддон заподозрил Грэгора в предательстве и упрятал его в Казематы, пообещав, что убьёт его, если ему удастся выбраться. Сам же он настолько испугался мести, что засел в своём убежище, и больше не выходил наружу, общаясь с внешним миром при помощи зеркала.

Прямо какие-то эпические страсти! И сейчас было очень похоже на то, что Дон Грэддон побеждал. Отец Грэгор был во власти его людей, в то время как сам Дон спокойно праздновал в тихом и безопасном месте вдали от всех угроз…

Но на самого Отца Грэгора появление людей его брата не произвело какого-то особого впечатления.

— Постарел? Возможно, но лишь немного. Благородная седина мне лишь к лицу! К тому же я по-прежнему в прекрасной форме! Регулярные сражения с молодыми да дерзкими не дают расслабиться… — ровным тоном, наполняя каждое слово ядом и иронией, парировал он. — А вот про тебя, дорогой родственничек, я того же сказать, увы, не