Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дима меняет работу. Я вздыхаю спокойно. Больше он не сидит на крышах с винтовкой в руках, не гоняется за преступниками и террористами. Дима остался в армии, но работает теперь с компьютерными системами. Подробностей не знаю, он не раскрывает. Да я и сама не лезу с лишними вопросами. Мне достаточно знать, что у Димы теперь допуск к гостайне. Не надо быть очень умным, чтобы понять, насколько это серьезно.
А вот в совместной семейной жизни нас с Димой ждет некоторая притирка. Мы не ссоримся, но ряд моментов меня сильно напрягает. Например, что Дима для себя все делает сам: от стирки своей одежды до готовки на кухне. Какие-то женщины, может, и обрадовались бы, если бы их мужчина сам себе стирал, гладил, готовил и так далее. Но я нет.
С самого начала нашей совместной жизни меня переполняет желание заботиться о Диме. Да, я хочу гладить ему рубашки и готовить завтрак, и меня бесит, что он делает это себе сам. Как будто по-прежнему живет один.
Со временем я понимаю, откуда у него это. Дима действительно с самого детства один и привык заботиться о себе самостоятельно. В школе он выглядел аккуратно, никогда на нем не было грязных джинс или мятой футболки. Не все мои одноклассники из нормальных полных семей выглядели так же опрятно, как Дима из неблагополучной. Соболев с самых ранних школьных лет сам стирал и гладил свою одежду.
Мне приходится проделать большую работу, чтобы Дима осознал, понял и привык к тому, что теперь о нем есть кому заботиться. Есть кому сходить за лекарствами, когда он болеет. Есть кому сделать ему кофе утром. Есть кому закинуть его брюки в стиральную машинку, а потом повесить сушиться и погладить.
А еще его день рождения. Он его скрывает и не отмечает. Это для меня вообще просто дикость какая-то. Необязательно звать толпу гостей, но можно же отметить в нашем маленьком семейном кругу? Дима, я и наш сын. Но он даже так не хочет.
— Для меня это обычный день, я даже не всегда о нем помню, — заявляет мне за пару недель до своего дня рождения, когда я спрашиваю, как будем праздновать.
— Как можно не помнить про свой день рождения!? — вспыхиваю.
Пожимает плечами.
— Будем отмечать день рождения Влада и твой, — говорит.
Я просто теряю дар речи.
Конечно, я не слушаю Диму и все равно в его день рождения готовлю праздничный ужин, покупаю торт, 26 свечек и подарок от нас с Владом. Это будний день в конце ноября, я отменяю занятие с учеником и уезжаю с кафедры на час раньше. Няня уже забрала Влада из школы и сидит с ним. Я отпускаю женщину, и мы с сыном готовим папе сюрприз к его возвращению с работы.
Когда Дима входит в дом, его ждет красиво накрытый стол в гостиной и плакат на всю стену с нашей фотографией втроем. Дима столбенеет от удивления и отмирает, только когда к нему кидается Влад с криком: «Папа, с днем рождения!».
— С днем рождения, любимый, — я тоже подхожу к изумленному Соболеву и обнимаю его. — Мы тебя очень любим, — шепчу на ухо.
Дима прижимает нас с Владом к себе, и мы так стоим, наверное, с минуту. У меня даже слёзы на глазах выступают. В этот момент я чувствую, каким Дима всегда был одиноким и как ему сложно осознать, что бывает по-другому.
Когда он задувает свечи на торте, мы с Владом вручаем подарок.
— Хм, — Дима задумчиво вертит в руках большой праздничный конверт.
— Как думаешь, что там? — спрашиваю.
— Неужели деньги? — выгибает бровь.
Я прыскаю от смеха.
— Ну а что еще может поместиться в конверт? — задаёт риторический вопрос. — А, ну открытка может.
— И кое-что еще, кроме денег и открытки, — язвлю. — Открывай.
В конверте авиабилеты на троих и ваучеры в гостиницу на горнолыжный курорт в Сочи.
— У нас же все равно нет планов на новогодние праздники… — поясняю изумленному Диме.
— Ура! Мы поедем в снежные горы! — от радости Влад подпрыгивает на стуле. — Поскорее бы зимние каникулы!
— Спасибо, любимая, — счастливый Дима тянется меня обнять. — Это самый лучший день рождения и самый лучший подарок.
— Я хочу, чтобы ты знал, что теперь так будет всегда. Ты в жизни больше не один.
Что касается так называемых «родственников» Димы, то с ними он ставит окончательную точку. И с Олесей, и с Антоном. Рыжая имеет наглость заявиться к нам домой с претензией, почему Дима уже полгода не отвечает на ее звонки. Это происходит через неделю после дня рождения Димы, мы с ним вдвоем. Влад ушел гулять с друзьями.
Олеся при виде меня замирает, выпучив глаза, как рыба. Но меня в этот момент беспокоит не она, а Дима. Он смотрит на сводную сестру на пороге гостиной и его лицо в прямом смысле перекашивает от ярости, что я не на шутку пугаюсь. До этого момента я никогда не видела Диму в таком гневе. Соболев с такой лютой ненавистью глядит на Олесю, что мне кажется, он ее сейчас убьёт.
— Ой… — рыжая издаёт нервный смешок, разглядывая меня с головы до ног. — Опять ты…
Дима подлетает к ней за секунду. Хватает за шкирку и в прямом смысле слова волочет из дома во двор, а потом за ворота. Рыжая верещит и вырывается, но Дима только крепче ее держит. Я тоже подскакиваю на ноги и выбегаю на улицу, даже не накинув куртки. Я боюсь, что Соболев покалечит Олесю. Нет, мне не жалко рыжую, но Диме будет грозить за это наказание.
Соболев силой запихивает Олесю в ее машину и шипит, что если она еще хоть раз переступит порог нашего дома, то он живого места от нее не оставит. В слезах и с разменной по лицу косметикой рыжая убирается восвояси.
Диму еще долго потряхивает. Я ему даже валерьянки наливаю.
— Хватит, — обнимаю. — Она не стоит того, чтобы тратить на нее