Последний раз за время этих гастролей Карузо появился на сцене театра «Колон» в Буэнос-Айресе 30 августа 1915 года. Затем сразу же отправился в Италию, где должен был петь в миланском «Даль Верме», куда его пригласил Артуро Тосканини для выступления в благотворительных спектаклях в помощь итальянским музыкантам, которые в связи с войной вынуждены были вернуться на родину из Германии и Австро-Венгрии.

После двух спектаклей «Паяцев» в одной из рецензий отмечалось: «Карузо вернулся к нам после многолетнего перерыва с голосом более „тяжелым“, более „темного“ тембра, который, однако, стал чище и мужественнее. Намного увеличилось дыхание, улучшилась выразительность исполнения. По своей природе его голос теперь можно назвать драматическим»[341].

В октябре вся семья, включая, разумеется, Рину, собралась на вилле «Беллосгуардо» (позднее, когда тенор уехал в Америку, его родные перебрались на виллу «Ле Панке»). Однако, увы, обстановка в стране меньше всего способствовала отдыху и умиротворению.

Двадцать четвертого мая 1915 года Италия вступила в войну против Австро-Венгрии. Еще перед войной в стране назрел конфликт между низшими сословиями и «синьорами». Теперь «низы» посчитали, что именно «синьоры» спровоцировали эту ужасную войну. Тот факт, что офицерами были, как правило, выходцы из богатых и аристократических семей, на это мнение повлиять не мог. Сельские жители всячески демонстрировали ненависть к зажиточным слоям. Энрико Карузо-младший вспоминал, как в 1913 году, когда вся семья возвращалась в открытом автомобиле из Неаполя, кто-то из прохожих бросил в автомобиль большой кусок кактуса и попал в Рину. Карузо приказал остановить машину, вышел и в самых резких выражениях отчитал обидчика. Но уже через год ситуация обострилась настолько, что в подобные поездки приходилось брать пистолеты и винтовки. Война со всей откровенностью обнажила противоречия итальянского общества.

Военное противостояние почти всех стран Европы перессорило многих бывших друзей, многим создало подчас неразрешимые проблемы. Так, в разгар триумфальных гастролей в России был вынужден спешно покинуть страну Лео Слезак. У Эмми Дестинн отобрали паспорт и запретили покидать Богемию, чем Карузо был сильно расстроен, так как видел в ней одну из лучших партнерш по сцене и был к ней очень привязан.

В 1915 году ко всем прочим неприятностям в семье Карузо добавились еще и медицинские: тяжело болел Мимми. Рина Джакетти приняла горькое решение об аборте. По непонятным причинам она не захотела иметь от Энрико ребенка.

Война все больше входила в жизнь родных тенора. Стали возникать проблемы с топливом, поэтому на вилле «Ле Панке» было холодно. В начале года правительство конфисковало у Карузо два автомобиля и трех из четырех лошадей. Все это привело к тому, что Рина вынуждена была на зиму снять во Флоренции квартиру, куда она переехала вместе с детьми Карузо. В 1916 году Фофо достиг восемнадцатилетия, то есть призывного на тот момент возраста (во времена юности его отца в армию призывали в двадцать один год). Рина, души не чаявшая в племяннике, обратилась за помощью к друзьям — высшим военным чинам Флоренции, и с их помощью Фофо получил отсрочку от службы в армии на весь 1916 год. Желая сойти за непригодного к воинской службе, Фофо, крепкий и плотный, решил похудеть. Для этого после каждого приема пищи он бегал в ванную и старался вызвать рвоту. За несколько месяцев он стал похожим на скелет, сильно подорвав здоровье. Увы, жертва была напрасна, и в следующем году его все-таки призвали в армию.

В 1915 году в «Метрополитен-опере» была возобновлена опера К. Сен-Санса «Самсон и Далила», которой и открылся новый сезон. Главные партии исполняли Карузо, Маргарет Матценауэр, Паскуале Амато и Леон Ротье. Постановка прошла с огромным успехом. Критики отмечали, что голос Карузо идеально подходил для героической партии Самсона. Но этот успех был результатом огромных усилий, которые прикладывал певец, чтобы соответствовать своей репутации и исключительному в мире оперы статусу. Он ежедневно занимался по многу часов, не пропускал ни одной репетиции. Вместо того чтобы заменить этой партией какие-нибудь другие, он просто добавил ее к прежним. Таким образом, его нагрузка сильно возросла, что, естественно, не могло не сказаться на здоровье. Сыграло свою роль и курение. У Энрико участились приступы головной боли. Все это отразилось и на характере, и на внешности — Карузо стал раздражительным и резким с окружающими, он опять сильно располнел и выглядел значительно старше своих лет.

Во время представлений «Самсона и Далилы» Карузо иногда попадал в довольно-таки смешную ситуацию, причем комизм ее усугублялся торжественностью момента действия. Энрико не вполне свободно владел французским языком, у него были проблемы с произношением, и порой он допускал ошибки. Так, в первом акте в сцене, когда Самсон призывает иудеев сплотиться, он поет, что видит огненный меч в руках ангелов: «Je vois dans les mains des anges!» Но Карузо произнес одно слово чуть-чуть иначе — почти с незаметной разницей для того, кто не владеет французским в совершенстве. Однако зрители, хорошо знавшие этот язык, при этом хихикали. Потому что вместо «anges» (ангелы) у Карузо получалось «singes» (обезьяны)! Когда тенору разъяснили, в чем дело, он пришел в ужас — ясно, что одно лишь слово «обезьяна» после инцидента в Центральном парке приводило его в бешенство. А тут получалось, что он сам напоминает зрителям об этом идиотском эпизоде! На всех последующих спектаклях он, доходя до злосчастной фразы, так нервничал, что не мог вспомнить, какой же из двух вариантов правильный.

В этом же сезоне произошел бурно обсуждавшийся в прессе инцидент. Джеральдина Фаррар, успевшая стать настоящей звездой немого кино (и после разрыва с Тосканини вышедшая замуж за красавца-актера Лу Теллегена), попыталась привнесла кинематографический опыт на сцену. Незадолго до этого она с блеском сыграла Жанну д’Арк и Кармен в немых, естественно, фильмах[342]. В первом акте «Кармен» в «Метрополитен-опере» Фаррар весьма реалистично дралась с хористками — «работницами» табачной фабрики, так что те получали от нее достаточно увесистые тумаки. В следующем акте она, разбушевавшись, чересчур сильно ударила Карузо-Хозе. Энрико был в замешательстве. В третьем акте, когда Кармен пыталась убежать от Хозе, Карузо железной хваткой сжал запястье Фаррар. Джеральдина пыталась вырваться изо всех сил. Неожиданно Карузо отпустил ее руку, и примадонна со всего размаху грохнулась на пол сцены. Обменявшись за кулисами «любезностями», партнеры вынуждены были вновь, взявшись за руки, с улыбками выходить к публике, имитируя нежную любовь друг к другу. Злясь друг на друга, они разошлись по домам. Однако этот пустяковый инцидент был так раздут прессой, что оба участника, которым надоело отвечать на вопросы журналистов, с ним связанные, в сердцах поклялись, что больше никогда не будут выступать вместе. Однако еще бушевал скандал, когда Кармен и Хозе, столь трагично закончившие отношения по ходу сюжета оперы, помирились и до самой смерти тенора оставались добрыми друзьями.