– Но ведь были другие женщины?

– Были, и немало, – уже спокойно признался старик. – Разные. Особенно вдовушки меня осаждали. Но так и не смог я никого полюбить.

– А что сталось с той, которую любили?

– Она, как разошлась с мужем, завербовалась куда-то на север. Родители ее, один за другим, померли, и связь оборвалась, – с сожалением произнес Терентий Фомич. – Я, по правде сказать, три раза пытался ее разыскать, а потом плюнул. Привык жить один.

Угрюмо замолчал и вдруг неожиданно спросил:

– А что, Дашутка небось кого-то побогаче подцепила? Она ведь там модель какая-то? Очень уж хороша!

– В общем, да. Этот парень – сынок богатого банкира, – не смог соврать Петр.

– Я так и подумал. Девки сейчас еще расчетливее, чем раньше, – подытожил старик. – Но ты, Петя, не унывай! Будет и на нашей улице праздник! – И тепло взглянул на молодого товарища по несчастью. – Вот увидишь – сделаю тебя богатым! Держись только крепче за Терентия Фомича! – И на этот раз надолго замолчал – крепко задумался. А Петр широко раскрытыми глазами смотрел на великолепные пейзажи горного Алтая, и это постепенно отвлекло его от грустных мыслей.

Поселок Добрыниха раскинулся в предгорье Алтая, на берегу быстрой речки, впадающей в полноводный Иртыш. Основан был старообрядцами, бежавшими из Центральной России от гонений православной церкви. Староверы истово трудились и жили в достатке, – дома у них, как правило, крепкие, за высокими заборами, с крытыми дворами.

В советские времена многие семьи пострадали от коллективизации, раскулачивания и других напастей, население обнищало; однако дедовские избы, добротно срубленные из лучшего строевого леса, по-прежнему крепкие, простоят, казалось, века.

К такому прочному пятистенку, хозяином которого был Терентий Фомич Полторанин, и подкатил «уазик» Егора Анисимовича. Выгрузив соседа и его московского гостя, проехал еще метров пятьдесят и остановился у собственных ворот – они тут же открылись изнутри: его ждали.

Захватив вещи, Терентий Фомич и Петр вошли в дом. Хотя хозяин живет один, внутри чисто, прибрано: дощатые полы вымыты, даже выскоблены; занавески на окнах, покрывала на кроватях безукоризненно выстираны; на подоконниках и лавках ни пылинки.

– Это у меня соседская Клавка, дочь Егора, хозяйствует, – объяснил Фомич, поймав удивленный взгляд гостя. – Она и обед на два дня мне готовит. Ну а об остальном самому приходится заботиться.

– Она что же: родней доводится? Или помогает за плату? – поинтересовался Петр и деловито добавил: – Я тоже буду участвовать – ведь теперь ей придется готовить на двоих.

– У нас тут все немножко родственники – полдеревни Полтораниных. Хотя близкой моей родни здесь никого не осталось, – невесело усмехнулся хозяин. – А Клавдия старается потому, что я дом по завещанию на нее отписал: прямых наследников у меня нет.

Фомич провел гостя по просторной избе, состоящей из большой светлой горницы и еще двух небольших комнатушек, разделенных русской печью. Зайдя в одну, указал рукой на металлическую кровать с панцирной сеткой.

– Это твоя комната, Петя! Вот тут будешь спать. Сюда вещи свои складывай, а одежу повесь на гвозди, – распорядился он. – Инструмент оставь в сенях. Мы опосля с ним разберемся.

Петр хотел пойти за вещами, но Фомич его остановил:

Особливо не увлекайся, еще успеешь обустроиться. Лучше ополоснись с дороги. Пособишь нам с Клавдией приготовить все, что надо для угощения. Она сейчас прибежит. Отпразднуем с соседями твой приезд.

Только успел Петр умыться и немного разобраться в своей комнатке, как по голосам, доносившимся из горницы, понял, что пришла Клава. Бросив свое занятие, он пошел к ним: вместе с Фомичом невысокая молодая женщина проворно накрывала на стол. Заметив гостя, выпрямилась, оправила платье, улыбнулась приветливо.

– Добро пожаловать в наши края! Мне Фомич сказал – тебя Петей зовут. А меня – Клавой, – скороговоркой сообщила она, протягивая ему руку. – Со мной дружить надо, чтоб вкуснее готовила! – пошутила она, откровенно по-женски рассматривая высоченного, симпатичного парня.

Клаве на вид лет двадцать, не красавица: рыжеватые волосы, по-простому забранные в пучок, голубые глазки, круглое веснушчатое лицо и вздернутый носик не выделяли ее из множества миловидных деревенских девушек – богата такими русская земля. И все же не остался Петр равнодушным к ней: ладная фигурка, стройные бедра, крепкие ноги, высокая грудь.

Он вернулся к себе, достал из сумки литровую бутылку «Столичной», копченый окорок, две банки хороших консервов – свой вклад в общий стол; принял участие вместе с ними в приготовлениях. Вскоре все было готово, – собранное угощение радовало глаз.

На постеленной Клавой чистой скатерти – два больших блюда, с винегретом и холодцом; длинное – с жирной сельдью, приправленной лучком и картошечкой с подсолнечным маслом; миски с квашеной капустой, солеными огурцами и помидорами, маринованные грибочки, ну и прочая закуска: окорок, консервы; наконец, коронное блюдо – кулебяка с рыбой.

Стояла изобильная выпивка: посреди стола рядком расположились бутыли с самогоном и бражкой, литровка водки, графины с рябиновой и фруктовой настойками, медовым пивом и домашним квасом. Хватило бы напоить целый взвод, а не тесную компанию соседей!

Клавдия сбегала за своими, и вскоре за длинным столом в горнице собралась добрая дюжина гостей. Кроме хозяина, гостя и младшей дочери, Егор Анисимович с женой Марьей Ильиничной, их старшая дочь Валентина, лет тридцати, с мужем и тремя детьми-погодками, и сын Иван, средний по возрасту между сестрами, с женой Любой, кругленькой толстушкой с живыми черными глазками.

Иван, широкоплечий, коренастый, несмотря на молодость, был уже инвалидом: участвуя в боевых действиях в Чечне, потерял левую руку. Вернувшись с войны, он не мог работать, как раньше, трактористом, но не упал духом – выучился на бухгалтера. Люба заведовала молочной фермой, – похоже, была беременна.

Подняли тосты за гостя, за столицу родины – Москву, за здоровье и удачу; хорошее настроение перешло в бурное веселье. У Валентины оказался звонкий голос, и под ее руководством образовался слаженный хор, исполнивший для гостя народные алтайские песни. Петр охотно в нем участвовал, хотя незнание слов и мешало подпевать в полную силу.

Через неделю Петр перезнакомился со всеми ближайшими соседями и неплохо освоился на новом месте. Окружающая природа просто сказочная: горы, густо поросшие лесом, подступали к поселку почти вплотную; ближние – сравнительно небольшие, а за ними – гряда суровых, высоких гор; вдали, в синеватой дымке виднеются таинственные хребты, уходящие вершинами далеко в облака.

Лето на Алтае короткое; Терентий Фомич, при активном участии молодого помощника, стал готовиться к выходу в тайгу. Первым делом тщательно проверили и привели в порядок походное снаряжение и орудия труда. Ознакомившись с тем, что привез Петр, старый таежник пришел в восторг.