Закрылись двери кабака,

И смеркся день весенний.

В господский лес два паренька

Пошли стрелять оленей.

Но были оба под хмельком

И расшумелись так,

Что лорд послал за лесником,

А тот спустил собак.

…Убит олень, убита лань —

Добыча недурная,

Как вдруг из леса – крик и брань,

И псы зашлись от лая.

Тут парни из последних сил

Пустились наутек,

Но в чаще путь им преградил

Зеленый огонек.

И страж невидимых ворот

Вскричал: «Людское семя!

Как вы посмели наш народ

Будить в ночное время?»

«О, сжалься! Здешних всех лесов

Лорд Пелем господин,

И сворами свирепых псов

Владеет он один.

О, дай пройти, не то настичь

Успеет нас лорд Пелем,

И никогда лесную дичь

Мы больше не подстрелим!»

«Бросай свой нож, бросай свой лук

И стрелы – в тот овраг,

И я избавлю вас от мук,

Укрою от собак».

Вот острый нож и лук тугой

Оставлены на склоне,

И распахнулся холм лесной,

И скрыл их от погони.

«Что там за грохот, что за стук,

Скажи нам поскорей!» —

«Земного эха дальний звук

Не для людских ушей».

«Что там за пламя, что за свет

Блестит во мраке ночи?» —

«Огней подземных дальний след

Слепит людские очи».

«А что за ложе тверже льда

И снега холодней?» —

«То златоносная руда

И россыпи камней.

В наш древний край спустились вы

Дорогою короткой —

Зато не очутились вы

В темнице за решеткой!»

Очнулись парни – уж давно

Над лесом рассвело.

В карьер заброшенный, на дно

Их ночью занесло.

А вслед одна из гончих сук

Упав, сломала спину…

Друзья нашли свой нож и лук

И схоронили псину.

Но что там был за дивный край,

И кто их спас в ночи?

Не знаешь правды – не болтай,

А знаешь – помолчи.

Перевод М. Бородицкой

Был теплый, пасмурный зимний день. В Даллингтонской дубраве и по всей долине гудел юго-западный ветер. После обеда дети отправились на поиски старого Хобдена. Он подрядился на три месяца расчищать заросший овраг на дальнем краю леса и обещал им раздобыть живую соню вместе с гнездом.

На молодых буках еще пестрела листва, продолговатые рыжие листья каштанов устилали землю, а по дорожкам густо алели приоткрытые клювики проросших желудей.

Дан и Уна шли напрямик, срезая путь где только можно, и уже почти добрались до места, когда послышался стук копыт. Они остановились у старого бука, на котором лесничий Ридли всегда развешивал убитых «вредителей». Пушистые тельца несчастных хищников болтались на ветвях: некоторые совсем как живые, другие уже высохли и съежились.

– Еще три совы прибавилось, – сосчитал Дан, – два горностая, четыре сойки и пустельга. Уже десять штук на этой неделе. Ридли просто зверь!

– В мое время, – раздался голос у них за спиной, – на таких деревьях вырастали плоды покрупней!

Сэр Ричард Даллингридж[11]натянул поводья, и его серый конь Орлик послушно остановился.

– Во что вы нынче играете? – спросил всадник.

– Ни во что, сэр, – вежливо ответил Дан. – Мы ищем старого Хобдена, он обещал подарить нам соню.

– Соню? Такую сонную зверюшку?

– Да, сэр, прямо в гнездышке.

– Вот оно что. Там, в низине, я повстречал дровосека. Идемте!

Он развернул коня, проехал немного назад по дороге и махнул рукой в сторону вырубки. Там, среди толстых буковых пней, густого орешника, молодых берез и каштанов деловито сновал старый Хобден. К весне все это должно было превратиться в поленья для камина, подпорки для хмеля и гороха, колья, жерди и просто вязанки хвороста.

Из-под тернового куста послышался тихий смех, и на дорогу, прижимая палец к губам, выбрался Пак.

– Гляньте-ка! – прошептал он. – Вон, за бересклетом. Ридли там уже полчаса сидит.

Ребята пригляделись – и в самом деле увидели лесничего Ридли. Тот сидел скрючившись в пересохшей канаве, наблюдая за Хобденом, точно кошка за мышкой.

– Ха! – воскликнула Уна. – Хобден-то свои силки давно проверил, еще до завтрака. Он всегда так делает. А кроликов уносит домой в вязанке хвороста. Он нам завтра расскажет, сколько наловил.

– Охотников до чужой дичи и в наше время хватало, – кивнул сэр Ричард и не спеша поехал вперед, вдоль ровно подстриженных молодых буков. Пак взялся за повод, ребята зашагали рядом.

– И что вы с ними делали? – спросил Дан. Они как раз поравнялись со страшным деревом лесничего Ридли.

– Да вот что! – сэр Ричард мотнул головой в сторону болтавшейся на ветке мертвой совы.

– Только не Ричард, – вмешался Пак. – Он не из тех свирепых нормандцев, что могли повесить человека из-за подстреленного оленя.

– Просто их жены… просто я не выношу бабьего визгу. Но что это я еду, а вы идете!

Он легко спешился и похлопал Орлика по плечу. Умный конь попятился, пропуская детей, а сэр Ричард зашагал впереди. Он шел так, будто ему принадлежали все окрестные леса.

– Я не раз говорил друзьям, – усмехнулся сэр Ричард, – что Вильям Рыжий не единственный нормандец, кого смерть настигла в лесу на охоте.

– Это что, король Вильям Руфус? – спросил Дан.

– Он самый, – подтвердил Пак, сшибая ногой пучок рыжеватых поганок.

– Был, например, некий рыцарь, недавно прибывший из Нормандии, – продолжал сэр Ричард, – которому король Генрих пожаловал поместье неподалеку отсюда, в Кенте. Так он устроил в честь короля охоту на оленей, а за день перед тем умудрился повесить сына своего лесничего.

– Это когда же было? – задумчиво почесав ухо, спросил Пак.

– Летом того года, когда король Генрих разбил своего братца Роберта Нормандского в битве при Теншбрэ. Наши корабли как раз стояли в Пэвенси, снаряжаясь на войну.

– А что стало с тем рыцарем? – спросил Дан.