Данный текст одобрен к распространению какспособствующий делу Света.

Ночной Дозор.

Данный текст одобрен к распространению какспособствующий делу Тьмы.

Дневной Дозор.

Эскалатор полз медленно, натужно.

Старая станция, ничего не поделаешь. Затоветер гулял в бетонной трубе вовсю — трепал волосы, оттягивал капюшон,забирался под шарф, толкал вниз.

Ветер не хотел, чтобы Егор поднимался.

Ветер просил вернуться.

Удивительно — но никто вокруг, казалось, незамечал ветра. Людей было немного — к полуночи станция пустела. Несколькочеловек ехало навстречу, на лестнице с Егором тоже почти никого: один впереди,двое или трое сзади. И все.

Разве что еще — ветер.

Егор засунул руки в карманы, покосился назад.Уже минуты две, едва он вышел из поезда, его не оставляло ощущение чужоговзгляда.

Почему-то совсем не страшное, скорее —завораживающее, резкое, как укол.

В самом начале эскалатора, едва начиная подъем— мужчина в форме.

Не милиционер, военный. Дальше женщина — ссонным малышом, держащимся за руку. Еще один мужчина, молодой, в яркойоранжевой куртке, с плеером.

Он, казалось, тоже спал на ходу.

Ничего подозрительного. Даже для мальчишки,который слишком поздно возвращается домой. Егор снова посмотрел вверх — увиделмилиционера, привалившегося к блестящим поручням, уныло высматривающего средиредких пассажиров легкую добычу.

Ничего страшного.

Ветер толкнул Егора последний раз и стих —будто смирился, понял, что бороться бесполезно.

Мальчик еще раз глянул назад — и побежал посминающимся под ногами ступенькам. Надо было спешить. Непонятно почему, нонадо. Его еще раз кольнуло — бессмысленно и тревожно, по шее прошел холодок.

Это все ветер.

Егор выскочил в полуоткрытые двери, ипронизывающий холод навалился с новой силой. Волосы, еще мокрые после бассейна— сушилка снова не работала — мгновенно стали ледяными.

Егор надвинул капюшон глубже, неостанавливаясь проскочил мимо ларьков, нырнул в переход.

На поверхности людей было куда больше, нотревога не проходила. Он даже обернулся — не замедляя шаг — но никто за ним неследовал.

Женщина с малышом шла к трамвайной остановке,мужчина с плеером остановился возле ларька, изучая бутылки, военный вообще ещене вышел из метро.

Мальчик шел по переходу, все убыстряя иубыстряя шаг.

Откуда-то лилась музыка — тихая, едва слышная,но удивительно приятная. Тонкое пение флейты, шелест гитарных струн, перезвонксилофона.

Музыка звала, музыка торопила.

Егор увернулся от спешащей навстречу компании,обогнал плетущегося еле-еле пьяненького и веселого мужичка. Из головы будтовыдуло все мысли, он уже почти бежал.

Музыка звала.

В нее уже вплетались слова… пока невнятные,слишком тихие, но такие манящие. Егор выскочил из перехода, на миг остановился,глотая холодный воздух. К остановке как раз подкатывал троллейбус.

Можно было проехать одну остановку, почти досамого дома…

Медленно, словно внезапно онемели ноги,мальчик пошел к троллейбусу. Несколько секунд тот ждал с открытыми дверями,потом створки сошлись, и машина отъехала от остановки. Егор вяло смотрел вслед— музыка становилась все громче, заполняла весь мир, от полукружья высотнойгостиницы до видневшегося невдалеке «коробка на ножках» — его дома.

Музыка предлагала идти пешком. По яркоосвещенному проспекту, где до сих пор шло немало людей. Всего-то пять минут доподъезда.

А до музыки — еще меньше…

Егор успел пройти метров сто, когда гостиницаперестала прикрывать его от ветра. Ледяной поток ударил в лицо, почти заглушаязовущую мелодию. Мальчик зашатался, останавливаясь.

Очарование рассеялось, зато вновь вернулосьощущение чужого взгляда — теперь еще густо замешанное на страхе. Он обернулся —к остановке подходил еще один троллейбус.

А еще в свете фонарей мелькнула ярко-оранжеваякуртка. Мужчина, поднимавшийся с ним на эскалаторе, шел следом. Все так жеполуприкрыв глаза, но неожиданно быстро и целеустремленно — будто видел Егора.

Мальчик побежал.

Музыка зазвучала с новой силой, прорваласьсквозь завесу ветра.

Он уже мог различить слова… мог, но не хотел.

Правильнее всего сейчас было идти попроспекту, мимо закрытых, но ярко освещенных магазинов, рядом с припоздалымипрохожими, на виду у несущихся машин.

Но Егор свернул в подворотню. Музыка звалатуда.

Здесь было совсем темно — и только у стенышевелились две тонкие тени. Егор видел их как сквозь туман, словно подсвеченныемертвенным синеватым светом. Юноша и девушка, молодые, очень легко одетые,будто на дворе не минус двадцать.

Музыка грянула последний раз — пронзительно иторжествующе.

Смолкла. Мальчик почувствовал, как обмякаеттело. Он весь был в поту, ноги не держали, хотелось сесть на скользкий,покрытый обледенелой грязью тротуар.

— Хорошенький… — тихо произнесла девушка. Унее было тонкое лицо, впалые щеки, бледная кожа.

Только глаза казались живыми — черные,огромные, затягивающие.

— Оставишь… чуть-чуть… — сказал юноша.Улыбнулся. Они были похожи как брат и сестра — не чертами лица, а чем-тонеуловимым, общим для них, наброшенным сверху, словно пыльная полупрозрачнаятюль.

— Тебе? — девушка на миг отвела от Егоравзгляд.

Оцепенение слегка спало, зато нахлынул страх.Мальчик открыл рот — но встретил взгляд юноши, и не смог закричать. Его будтостянуло холодной резиновой пленкой.

— Да. Держи!

Девушка насмешливо фыркнула. Перевела взглядна Егора, вытянула губы, будто в воздушном поцелуе. Тихо произнесла ужезнакомые слова — те самые, что вплетались в манящую музыку.