Кайит-бей ехал во главе отряда, и Леонардо с удивлением заметил, что он еще больше похудел, словно пустыня, солнце и битвы иссушили его. Однако еще больше да Винчи удивился, увидев своего давнего друга Америго Веспуччи. Его узкое нежное лицо потемнело и огрубело; солнце выбелило его брови и высветлило волосы. Он был одет в арабское платье, и это его, похоже, устраивало. Выглядел он здоровым и крепким, совсем не похожим на изнеженного щеголя, каким Леонардо знал его во Флоренции.

Как и тот бедуин, что сидел на большом верблюде бок о бок с Америго.

Сандро Боттичелли потерял свою полноту и приобрел бороду. Он был черен, как нубиец.

Леонардо мгновенно узнал его.

— Пузырек! — вскрикнул он и бросился к нему.

Сандро тронул своего верблюда бамбуковой палочкой и сказал: «Икх», что означало: «На колени». Верблюд подогнул передние ноги и наклонился, и тогда Сандро соскользнул с седла и без всяких церемоний — калиф насмешливо смотрел на него, явно развлекаясь, — стиснул Леонардо в своих медвежьих объятиях, прошептав ему на ухо:

— Есть новости.

Стоит, однако, пожалеть, что иные восточные государи, величайшие по могуществу и разуму, не имели историков, дабы запечатлевать их деяния, поскольку среди калифов Египта и царей Персии были люди, непревзойденные в войнах и достойные сравнения не только с варварскими вождями, прославленными в сражениях, но также и с великими полководцами Греции и Рима.

Джованни Рамузио

Разите, разите! Если вы победите, получите величайшую награду от нашего правителя.

Синан Басса

— Машину, что летела по небу, видел весь Каир, а также те, кто был в рощах, на реке и в пустыне, — сказал Куан калифу, — и все они видели царя времен, стоящего в ее корзине и глядящего на них с высоты, подобно огненному ангелу.

— Или джинну, — прервал его калиф с довольным видом.

Белый верблюд стоял на коленях рядом с ним, словно даже животные понимали, что ему надлежит кланяться.

— Слово распространится быстро, как плывут корабли и скачут кони, — слово о том, что Кайит-бей, правитель миров, может летать как джинн, — продолжал Куан. — Уверен, что Мехмед и остальные турки очень скоро услышат об этом.

Он говорил неестественно, нараспев, будто читал эпическую поэму; но калиф был доволен и, казалось, откровенно счастлив видеть своего слугу и соратника.

— Разве не услышали они уже — и не увидели — твоего оружия, что убивает во множестве?

На эти слова Кайит-бей, рассмеявшись, кивнул:

— Что до этого, спасибо маэстро Леонардо. Будем надеяться, что труды его потрясут равно наших врагов и наших друзей.

Леонардо вопросительно взглянул на Куана, ожидая объяснений, но калиф сказал:

— Не смотри так удивленно, маэстро. Ведь не думал же ты, что мы никак не использовали твоих набросков? Скоро ты увидишь плод твоего творения.

Калиф отвернулся.

— О чем он? — спросил Леонардо.

Сандро хотел было ответить, но вмешался Куан:

— Будь терпелив и придержи вопросы.

Коренастый стражник, курд с широким веснушчатым лицом, заплетенными в косички волосами и крашеными веками, подвел Куану одного из белых беговых верблюдов, крупное животное с бурыми подпалинами — только у калифа верблюд был крупнее этого. Стражник улыбнулся Куану, тот лишь кивнул в ответ, но было видно, что он доволен и что это животное принадлежит ему. К Леонардо подвел верблюда сам калиф — дар, который Леонардо с благодарностью принял; но когда он попытался потрепать молодую верблюдицу по морде, та пугливо отскочила.

— Подружись с ней, — сказал калиф. — Она твоя.

Куан подал Леонардо лепешку, и Леонардо протянул ее верблюдице. Та мягко и аккуратно взяла угощение. В этом животном было что-то необычайно человеческое. Леонардо разглядел, что у нее есть ресницы на верхнем и нижнем веках и убедился, что ее шерсть необычайно мягка.

— Ты знаешь, каковы верблюды? — спросил калиф, явно поддразнивая Леонардо. — Они глупы, вероломны, уродливы, а ненавидеть умеют, как ни одно другое животное. Они платят тебе за доброту, плюя зеленой жвачкой в лицо, а весной бредут по многу миль, чтобы испустить дух в источнике и своими останками осквернить водоем. Они создания шайтана — все, кроме вот этих, что белы, как глаза Аллаха, и ласковы, как любящая мать.

С этими словами он взобрался на своего верблюда, переговорил с Куаном и другими телохранителями, а потом махнул рукой, веля ехать. Стражи, кроме тех, кто остался свернуть ткань летающего шара, последовали за ним. Америго тоже поскакал за калифом, но обернулся и кивнул, давая понять Леонардо, что они еще поговорят — позже.

— Едем, — сказал Сандро.

— Я никогда прежде не ездил на таких зверях, — сказал Леонардо.

— Ну так тебе следует научиться. Калиф ездит много, порой до двух сотен миль без остановки, словно не нуждается ни в еде, ни в воде, ни в отдыхе. Он сам такой, как его верблюды… Смотри, я покажу, что делать.

— Пузырек, — сказал Леонардо. — Как тебя занесло сюда?

— Сперва позволь помочь тебе сесть на твоего скакуна.

— Что у тебя за новости? Я должен знать и ждать не могу. Увидеть тебя здесь — это как… как чудо.

— Не такое уж и чудо, — хмыкнул Сандро. — Чудо произойдет, если ты, не умея управлять своим скакуном, попробуешь ехать за калифом. Будь внимательнее, и обещаю, я тебе все расскажу. — Он оглянулся на воинов, которые разрезали оболочку шара и грузили ее на верблюдов. — Они сейчас отправятся, а мы не можем позволить себе потерять караван из виду — одним нам долго в этих местах не прожить.

— Караван?

— Сам увидишь.

И Сандро показал ему, как заставить верблюда опуститься на колени. Леонардо вскарабкался в седло — обыкновенную деревянную раму, накрытую ковриком, — и по совету Сандро зацепился ногой за переднюю луку. К задней луке были привязаны мех с водой, одежда и меч в импровизированных ножнах из полотна, — еще один дар калифа. У Леонардо голова пошла кругом, когда его верблюдица поднялась во весь рост — сперва на передние, потом на задние ноги, едва не выбросив при этом Леонардо из седла. На шаре он чувствовал себя в большей безопасности и куда менее странно.

Потом Сандро тоже взобрался на своего верблюда, который испустил душераздирающий, почти человеческий стон.

— Ему не тяжело, — пояснил Сандро, подводя верблюда к Леонардо. — Он частенько вопит просто так, чтобы прочистить горло.

— Что мне теперь делать? — спросил Леонардо; ему чудилось, что он оседлал скалу, которая дышит, колышется и пахнет кипящим молоком. Но тут же он заговорил о другом, потому что терпение его иссякло: — Расскажи же мне свои новости!