– Настя?

Клер явно не ожидала увидеть меня, но я хотела расставить все точки над «i» и попросить прощения.

Она впустила меня в дом и пригласила в гостиную. Какое-то время мы просто сидели на диване, не зная , что сказать друг другу. Я не знала, как оправдаться перед ней, а она, наверное, не знала, о чем вообще со мной разговаривать. Между нами курсировало молчаливое понимание того, что что-то случилось и прошлое безвозвратно ушло именно в прошлое, что ничего нельзя повернуть вспять, а можно только покаяться и отпустить.

– Я смотрела сегодня новости в интернете, – наконец заговорила она, и мы посмотрели друг на друга.

– Значит, вы знаете большую часть того, что произошло, – я даже уже не спрашивала, я просто утверждала. – Джонатан…

– Мы разговаривали с ним несколько часов назад, – этого можно было бы ожидать, после моих заявлений в прессе. – Может быть, еще можно что-то…

– Нет, Клер. Я надеюсь, что с высоты вашего возраста, вы понимаете, что я все это сделала, чтобы спасти ситуацию.

Я мельком взглянула на нее и тут же опустила глаза, потому что Клер смотрела на меня изучающее, пытаясь осмыслить все, что происходило, пытаясь найти в этом всем положительные моменты.

– Неужели не было другого способа? – бессильно спросила она.

– Думаю, нет, – я немного помолчала, ожидая, что она что-то скажет, но в ответ я тоже слышала только тишину. – Вы просили меня сделать его счастливым…

Мы повернулись друг к другу, и в глазах у нас отразилась вся та боль, которую мы испытывали по отношению к тому, что случилось и, что чувствовал сейчас Джонатан

– Возможно, так он будет более счастливым.

– Ты ошибаешься, Настя. Труднее переживать все, когда тебе не с кем поделиться всем этим.

– Но ведь ему есть, – настаивала я.

– …

– Клер, понимаете. Я не тот человек, который ему нужен. С ним рядом должен быть кто-то, кто будет доверять ему, и кому он сможет доверять безоговорочно. А я не заслуживаю доверия. И потом, – я опять взглянула на эту поникшую женщину со светлыми волосами, как у своей дочери и яркими глазами, доставшимися ее сыну.

Конечно, она жалела того счастья, которые Коул испытывал рядом со мной. Ее слова неоднократно напоминали мне, что благодаря мне он стал более спокойным и уравновешенным. Это льстило безоговорочно, но все случилось так, как случилось. Иногда счастье так быстротечно, что не успеваешь даже насладиться им.

– К тому же вы не все знаете. А если бы знали все, то ненавидели бы меня сейчас.

– Если ты о Томе, то я знаю…

Кто ей сказал? Конечно, Лиззи. Или Джонатан?

– Пипец, – вырвалось у меня по-русски. Я встала с дивана и подошла к окну, рассматривая ниточки дождя. – Мне так стыдно перед вами, Клер. Боже, как же стыдно!

– Настя? – я повернулась, и мы встретились глазами.

– Думаю, между вами ничего не было, – сказала она. – Том все придумал. Это месть. Глупая мужская месть.

– Я, Клер… Я не знаю, что это. Просто я знаю, что я изменила. Что я не права. И я могла исправить все, пусть так, но исправить. Счастье… оно бывает разным – теперь я это знаю.

Она подошла ко мне и обняла за плечо, крепко прижимая к себе, так же, как часто делала моя мама, пытаясь передать мне свою силу.

– Натан сказал, что был вчера не прав, прогнав тебя.

– Нет, Клер. Он всегда прав, он все прекрасно понимает и знает. Просто эта безысходность. Он сам знает, что бороться со всем миром не в наших силах, – я обхватила себя руками и шмыгнула носом.

– Но, может быть, спустя время… – предположила задумчиво Клер.

– Может быть… – задумчиво произнесла я.

Потом был чай, который не помогает решать проблемы, любимые рогалики Джонатана и слезы прощания, возможно, в этот раз навсегда.

***

Конец декабря выдался морозным и суетливым. Я нашла работу в своем родном поселке в Нижегородской области. Администратор поселковой почты – звучит внушающе, ничем не хуже менеджера по туризму в Лондоне. Хотя кого я обманываю?

Два месяца пролетели мучительно долго и тянулись, как долгие два столетия. В поселке все были в курсе, почему я вернулась, и судачили о том, что я несостоявшаяся любовница известного актера и, что он, чтобы отвязаться от меня, заплатил мне миллион. Только не понятно было, миллион чего? Выглядело это смешно, но стало бы еще смешнее, если бы все узнали правду.

Знаете, как в том фильме – «Все будет хорошо», где девушка ждала парня, который пообещал, что заработает миллион и приедет за ней на белом «Мерседесе». И все смеялись над тем, что она его ждала. А он вернулся… Только ко мне никто не собирался возвращаться, потому что я обрубила все концы, разломав и выкинув в урну сим-карту из телефона, удалив электронный адрес и перезапустив мессенджеры.

Завтра Новый год, а у меня первый раз за всю мою жизнь нет никакого желания. Что я буду загадывать под бой курантов? Может, вообще стоит залечь спать и не пугать родственников своей кислой миной?

Хотя… Нет, не лягу. А то все пироги без меня стрескают. А мама печет такие пирожки, пальчики оближешь.

В суматохе предновогоднего домашнего гомона я практически забыла, что отчего-то грустила с утра. Нас собралось так много: мой старший брат Иван, старшая сестра Наташа, и самая младшая Ира, мама, папа, муж сестры, друг Ивана. Нам было не до грусти, особенно когда часы уже пустились отсчитывать секунды, и пора было открывать шампанское, а оно никак не поддавалось Ваниному другу. А Ира в это время вспомнила, что надо стрельнуть хлопушкой, чтобы все желания сбылись, и еще успеть затолкать в рот двенадцать виноградин. И я, заталкивая их, все-таки сформулировала свое:

«Хочу, чтобы все были счастливы, пусть и без меня».

Наконец, пробка из шампанского стрельнула сама и, попав в люстру, срикошетила Ване в ногу, как раз рядом с его самым важным органом. Мы все покатывались со смеху, а Ванин друг разливал в бокалы шампанское.

Спустя пару часов безудержного хохота и детских воспоминаний, касающихся и моей первой поездки на мотоцикле, все решили освежиться и выйти на улицу запускать петарды. Укрепив фейерверки в середине замерзшего пруда, находящегося напротив нашего дома, мы отошли подальше и стали наблюдать за переливами красных, синих, зеленых и золотых звезд, которые взлетали высоко в небо и там превращались в замысловатый дымовой рисунок. Через пару таких вспышек за мной прибежала Иришка, которая предпочла смотреть фейерверк из окна и наслаждаться еще и новогодним концертом. Ведь, как сказал Печкин: «Лучшее украшение новогоднего стола – это телевизор».

– Настя?! – кричала она меня. – К тебе пришли!

Я, переступая валенками по скрипучему снегу и, кутаясь все больше в огромный сиреневый пуховик, стала подниматься на берег пруда, чтобы понять, что она там мне кричит.