– Вот видите… Я говорил, что переедем! – сказал он.

Оглянувшись назад, я заметил, что несколько десятков турок все еще стояли наверху и смотрели на нас.

– А турки все на нас поглядывают! – обратился я к Скобелеву.

– Пускай смотрят! Я очень доволен, что мы так удачно перебрались. Действительно, опасно было! А вы все-таки баба, а не кавалерист! – прибавил он.

– Да, баба, – отвечал я обиженно, – а что бы вы сказали этой бабе, если б тропинка так сузилась, что дальше немыслимо было бы ехать – ни вперед, ни назад! Пришлось бы мне слезать вперед, через голову лошади, а заднему казаку – через хвост. А вы так бы и остались!

– Чепуху вы все городите! – отвечал генерал и пустил вдруг коня марш-маршем.

Я еле поспевал за ним, а казаки далеко отстали от нас. Проскакав с версту, он снова поехал шагом.

– Ваше превосходительство, – обратился я к Скобелеву, – что это вы говорили с Беккером-пашой обо мне? Я слышал свою фамилию.

– Он спрашивал меня, – отвечал пресерьезно Скобелев, – где я взял такую обезьяну, как вы…

– Не всем же быть таким красавцем, как вы! – заметил я.

Скобелев засмеялся, и прибавил.

– Он был очень удивлен вашими многочисленными орденами и расспрашивал про ваши подвиги. Узнавши же, что вы казак, еще более удивился и сознался, что он воображал себе казаков совсем другими, более страшными.

– Почему же это я не похож на казака? На кого же я похож?

– Да на обезьяну, я же вам сказал! – снова засмеялся Михаил Дмитриевич.

Скобелев нередко, когда бывал в хорошем расположении духа, подшучивал над нами, ординарцами, и мы ничуть не обижались на него за это. Делал он это совершенно добродушно, и не как начальник, а, скорее, как товарищ. Иногда мы подтрунивали над ним, и он ничуть не был за это в претензии.

Но вернемся к рассказу. Скоро мы доехали до Золотого Рога и оставили лошадей с казаками в ближайшей гостинице. Сами же уселись в маленький каяк; сильные гребцы живо перевезли нас на противоположный берег Золотого Рога, в Галату, откуда, через туннель, мы доехали в «Англетера». Скобелев отправился в посольство, а я бродил по городу. Вечером, вместе со Скобелевым, ходили в английский магазин и покупали разные безделушки. Вечер провели очень весело вместе… На другой день, часа в два, мы уехали обратно в лагерь.

Глава III

Спустя неделю после описанного путешествия Скобелев поехал в Буюк-Дере с ординарцем своим, поручиком Марковым, а на другой день я и капитан Мельницкий отправились туда же к нему с бумагами. Исполнив, что нужно было, мы хотели направиться бродить по городу, но Скобелев изменил наши планы.

– Вот что, господа: вы, Мельницкий, останетесь у меня, а вы, Дукмасов, поезжайте сейчас в Св. Георгий и привезите в Буюк-Дере музыкантов Казанского пехотного полка. Главнокомандующий разрешил, султан тоже. Поезжайте, и поскорее, пожалуйста.

Я отправился на вокзал и взял в кассе билет до станции Беюк-Калкалы, откуда на лошадях добрался до Св. Георгия. Здесь, явившись к командиру полка полковнику Лео, я передал приказание Скобелева и просил отправить полный хор музыкантов на подводах на железнодорожную станцию. Затем, побывав у начальника штаба капитана Сахарова и получив от него деньги на перевозку и прокормление 54-х человек музыкантов, я обратно поехал на станцию, где уже были музыканты, и усадил их в вагоны; инструменты были уложены отдельно.

Поезд, на котором мы ехали, шел только до Сан-Стефано, и, чтобы отправиться дальше, в Константинополь и Буюк-Дере, надо было ждать следующего поезда, утреннего. Кроме того, пришлось бы маршировать с командой от вокзала по улицам Константинополя до пароходной пристани, чего мы не имели права делать. Поэтому по приезде в Сан-Стефано мы вышли из вагонов и направились пешком к пристани. Пароход в Константинополь почему-то запоздал с отходом, и мы успели еще усесться на него.

Когда, после резкого свистка, пароход стал отчаливать от пристани, я попросил капельмейстера сыграть марш, и скоро на зеркальной поверхности чудного Мраморного моря раздались громкие звуки прекрасной русской музыки. Масса гвардейских солдат спешила к берегу, недоумевая, что на турецком пароходе, отходящем в Константинополь, поместился оркестр нашей музыки. Никому, конечно, не было известно, что делается это с разрешения Главнокомандующего и султана.

Вслед за маршем я попросил музыкантов сыграть «Боже, Царя храни», и стройные, мелодичные звуки нашего национального гимна еще громче понеслись, покатились с быстро двигавшегося турецкого парохода… А удивленная толпа все еще стояла на берегу и радостно прислушивалась к дорогим и родным звукам, хватающим за душу каждого русского, особенно на далекой чужбине, вдали от близких людей… Бывшие на пароходе турки видимо морщились, но я не обращал на это ни малейшего внимания. «Горе побежденным!»

По пути к Константинополю пароход три раза останавливался у каких-то станций, и музыка во время этих остановок без умолку играла разные марши, собирая к берегу целые разношерстные толпы народа в пестрых восточных костюмах. В Константинополь мы опоздали приехать своевременно, и было уже около девяти часов вечера, когда пароход наш бросил якорь возле деревянного моста через Золотой Рог. Я очутился в очень затруднительном положении: высадить команду на берег я не имел права, оставаться же на пароходе тоже не мог, так как грек-капитан, ссылаясь на морские порядки, категорически объявил мне, что он не может держать на пароходе пассажиров, рискуя, в противном случае, подвергнуться большому штрафу.

Около того места, где остановился пароход, находились турецкие кварталы и лавки, и никакой гостиницы поблизости не было. Приходилось выбирать одно из двух: или маршировать с командой версты две в Галату и подвергать этим себя разным неприятностям, которые могли явиться со стороны фанатического населения этой части города, или же – не обращая внимания на предложение капитана убираться скорее с парохода – расположиться преспокойно на палубе ночевать.

Сначала я начал вежливо просить капитана разрешить нам переночевать на пароходе, мотивируя свою просьбу тем, что мы не имеем права сойти на берег.

– Ведь вы же сами виноваты, – продолжал я убеждать капитана, – пароход ваш опоздал на целый час, и мы не могли поэтому двинуться далее. Оштрафовать вас все равно не могут, потому что сам султан ведь разрешил провезти наших людей. Пожалуйста, капитан, прикажите открыть буфет, чтобы солдаты могли закусить и напиться чаю. За все я заплачу…

Но упрямый капитан грекос, несмотря на мою вежливую просьбу, стал кричать на меня и угрожать турецкой полицией.

– Мне решительно все равно, – размахивая руками, говорил он ломаным русским языком, – где бы вы ни ночевали – на мосту или на улице, а на пароходе я вам не позволю оставаться – я позову полицию… Буфетчика же я уже давно отпустил, и вы ничего не получите!