— Но-но! — покачал пальцем надзиратель, но с места вставать не захотел. Своему приятелю, или кем ему приходился Петька, он доверял.

Тамара с аборигеном вышли под звездное небо. Девушка остановилась в растерянности, не зная, куда нужно идти. Любознательный хотошо Оська уже был тут как тут, забавно тыкаясь прохладным носом в ее ладонь.

— Иди за сарай, — тихо сказал Петька, закидывая карабин на плечо. — Не бойся ничего. Сейчас медведь и росомаха далеко отсюда, никто не подберется. Завтра покажу тебе, куда надо ходить по своим делам. Давай, Оська тебя покараулит.

Удивительно, как сразу у Петьки пропал легкий аборигенский акцент. Словно всю жизнь прожил в цивилизованном обществе, где правильно разговаривают. Не успев подивиться такой метаморфозе, Тамара сиганула в сторону своего первого узилища, завернула за угол, прижалась к бревнам и перевела дух. Волкодав, шумно сопя, уселся где-то неподалеку.

— Кавалер лохматый, — прошептала Тамара, — хоть бы отвернулся…

И она внезапно почувствовала, как горячие жгучие слезы полились из глаз, и стало так тоскливо и одиноко в безбрежности ночной тайги, что захотелось зареветь во весь голос. Княжна осознала, что без Дара она всего лишь ноль, обычная девушка, которую может сломать простой грубой силой даже такой никчемный человечишка, как Ленька, пускающий на нее слюни. И ничем-то она не лучше других, живущих обыденной жизнью. Привилегия, данная ей природой и наследственностью, внезапно вильнула хвостом и исчезла, давая право носителю самому разбираться со своей проблемой. Погрузила с головой в самое дерьмо. Или это еще не самое страшное?

Всхлипывая, Тамара привела себя в порядок, переложила щепку так, чтобы можно было сразу ее выхватить и нанести удар, и нарочито бодрым голосом сказала:

— Пошли, Оська, домой! Хватит на меня пялиться своими жуткими глазищами!

Григорий

Кондратий Иванович не решился оставить парня одного, который уже вторые сутки не выходил из своей комнаты. Чем он там занимался — один Творец знал. Но к завтраку, обеду и ужину мальчишка выходил исправно, быстро насыщался и с извинениями уходил обратно к себе. На его лице невозможно было прочитать что-либо: никаких эмоций, окаменевшее и спокойное лицо. Пару раз до того, как Барышев решился войти к нему, он подходил к двери и прислушивался к звукам, доносящимся изнутри. Григорий с кем-то подолгу разговаривал, потом замолкал и снова говорил.

Когда Кондратий Иванович постучался в дверь, парень сам открыл ее и сразу же сказал:

— Мне нужно уехать из города на несколько дней.

— Зачем? — дядюшка прошел в комнату и сел на стул, повернувшись спиной к черному экрану монитора. — Ты собрался что-то предпринять и в одиночку отыскать девушку?

— Я не могу сидеть на месте с ощущением своей вины, — буркнул Григорий, кидая в свою сумку вещи. — Ее похитили из-за меня. Если бы мне удалось порвать блокирующее плетение, я бы раскидал этих уродов по всему поселку.

— Ты говорил, что в ваших комнатах на полу обнаружили кольца, — напомнил Барышев.

— Да, их уже забрали люди из контрразведки, — кивнул парень, оглядывая комнату в поисках того, что может пригодиться в отлучке. Вроде бы ничего не забыл. — С ними парочка мощных архимагов прибыла, три часа меня допрашивали, снимали слепок событий. Что мог — рассказал и показал.

— И какие у них были выводы? — осторожно поинтересовался Кондратий Иванович.

— Эти кольца, вернее, камни, которые были в кольцах, являлись блокираторами Силы. Они кратковременные, потому что уже в городе я почувствовал, что могу волхвовать без всяких проблем. Но тогда возникает вопрос, почему Тамара не воспользуется ею?

— Потому что похитители не допустят, чтобы она обрела Дар до того момента, когда их условия будут выполнены. Кстати, а куда ты собрался, если не секрет?

— В Раздольную, — кратко ответил Григорий. — Меня подвезет Олег.

— И ради чего?

— Попрошу парочку спецов у Стража, и мы перевернем весь город с ног до головы. Я сам найду Тамару.

Кондратий Иванович крякнул от досады. Вот же неугомонный мальчишка! Взвалил на себя весь груз вины и теперь стоически несет его на своих плечах. Не каждому взрослому-то такое выдержать, а этот сухопарый, вытянувшийся и раздавшийся в плечах мальчишка готов в одиночку сотворить невозможное. Барышев по своему жизненному опыту знал, что отсутствие результата в первые два-три дня серьезно ударит по Григорию и подкосит его желание что-то делать. Значит, апатия и черная меланхолия еще оседлают «племянника». Хозяин особняка знал и то, что в город прибыла целая команда из Петербурга, состоящая из контрразведчиков, сыскарей и волхвов. Сам капитан Марченко вчера шепнул, когда столкнулся с Барышевым на улице. Теперь дело осталось за малым: найти след девушки.

— Я не имею права тебя держать за руку, но в этом случае ты поступаешь опрометчиво, — сказала Барышев.

Григорий ничего не ответил, и такое поведение для него было несвойственным. Раньше он всегда считал нужным ответить на любые претензии дядюшки, а сейчас словно погрузился в черные глубины и не желает оттуда вылезать.

— Завтра Оля приезжает, — напомнил Кондратий Иванович. — Мне кажется, она с радостью тебя хочет видеть. А ты куда-то срываешься. И даже не на конкурс в Благовещенск.

— Я ненадолго, — откликнулся, наконец, парень и выпрямился с облегчением, закрыв сумку. — Дядя Кондратий, я же не дурак, понимаю всю ответственность. Мешать полиции не собираюсь. Мне бы только узнать, где Тамару держат. А там буду действовать по ситуации. Я не чувствую ее нигде, вот что страшно.

— Ты бы к деду Фролу заскочил, у него попроси совета, — сдался Барышев.

— Я звонил ему на домашний телефон, но он трубку не берет. Может, уехал куда или не хочет разговаривать, — Григорий пожал плечами. — Он же всегда сам себе на уме.

— Как твое лицо? Кость не беспокоит? — на всякий случай спросил дядюшка. Григорий вернулся с чертова пикника с разорванной губой и с рассеченным подбородком, словно кто-то со всей дури врезал по лицу ногой. Вызванный на дом лекарь-волхв из той самой больницы, где лежал Барышев, подтвердил опасения, что сломана лицевая кость. Его квалификация позволила наложить сращивающее кости плетение, но для полного выздоровления должно пройти не меньше суток. Григорий сам помог себе вечером, занявшись самолечением. В итоге срастил губу, но шрам пока убирать не стал, доведя его почти до полного исчезновения. Барышев понял, что таким образом парень хочет выглядеть героем в глазах своей девушки. Забавно, но он действительно уже считал соседку Григория его девушкой.

Барышев усмехнулся и встал, потому что парень схватился за ручки сумки и вежливо ждал, когда дядюшка первым покинет комнату. Поняв намек, мужчина, постукивая тростью, вышел в коридор. Гришка пристально посмотрел на его походку. Кажется, лечение колена принесло неплохие результаты. Дядюшка хоть и опирался на трость, но уже не наваливался всем весом на нее, и хромота не так бросалась в глаза. Ну, чуток приволакивает ногу — и не более того. Полозов подъехал прямо к воротам особняка, но выходить из машины не стал, а дождавшись Григория, сразу же рванул вверх по улице. Гришка успел снять информацию со своих новых «жучков», которых еще вчера закинул на территорию дома Тамары. Получивший доступ к его шпионским модулям Валентин почти сразу же обезоружил их, довольный своей задумкой на яхте. Не догадываясь, что слитые «шпионы» всего лишь приманка, не обратил внимания на новую напасть. Усовершенствованные модули сейчас исправно давали пищу для размышления. Во-первых, в доме находилось большое количество народу. За пару дней их прибавилось чуть ли не вдвое. Несколько волхвов, куча вооруженных людей и усиленная охрана — все говорило об интенсивной работе петербургских гостей. Каждое утро отсюда выезжал микроавтобус, но куда он направлялся, Гришка не выяснил. Возможно, контрразведчиков здесь и не было, и работали они совершенно легально совместно с полицией и военными. Но шум в астральном поле стоял нешуточный. По всем волновым диапазонам шел поиск по слепкам ауры княжны Меньшиковой. Какая глупость, — считал Григорий, — так палиться и откровенно показывать направление поисков. Но так, возможно, и лучше. Есть возможность по-тихому начать нормальную, целенаправленную работу. Если Страж согласится помочь — предложу некоторые наработки. Что-то все равно должно всплыть на поверхность.