Что это она, удивился Габорн? Он посмотрел на остальных. Биннесман улыбался. Иом негромко рассмеялась, подошла к сливовому дереву и сорвала несколько крупных фиолетовых слив. Габорн заметил мелькнувшую в окне хибарки тень — старуха пыталась разглядеть, что происходит у нес во дворе. Однако вместо стекла в окне был вставлен кусок выскобленной кожи, сквозь который можно было увидеть лишь тени.

— Не трогайте сливу! — завопила она изнутри.

— Можно, мы возьмем столько слив, сколько в состоянии унести, а взамен оставим вам золотую монету? — спросил Габорн.

Старуха мгновенно снова приоткрыла дверь.

— У вас есть деньги?

Из сумки, висящей на поясе, Габорн достал монету и бросил ее старухе. Она просунула руку в щель и схватила монету. Закрыла дверь, чтобы попробовать монету на зуб, а потом снова открыла се и прокричала, но уже более доброжелательно:

— В сарае есть зерно. Хороший овес. Берите, сколько нужно. И сливы тоже.

— Будьте благословенны и вы, и выше дерево, — сказал Биннесман. — Пусть оно хорошо плодоносит три года.

— Спасибо, — крикнул Габорн и низко поклонился. Вместе с Биннесманом они повели коней к сараю, оставив Иом кормить отца сливами.

Открыв дверь сарая, Габорн обнаружил там мешок овса и принялся пересыпать часть его в деревянную кормушку, чтобы покормить коней. Занимаясь этим, он внезапно заметил, с неприятным для себя чувством, что чародей пристально смотрит на него, не слезая с коня.

— У тебя есть вопросы ко мне, — сказал Биннесман. У Габорна язык не повернулся спросить о том, что волновало его больше всего.

— Ваши одежды изменили свой цвет на красно-коричневый, — вместо этого сказал он.

— Так и должно быть, — ответил Биннесман. — В весеннюю пору своей жизни Охранитель Земли накапливает силу, обучается владеть ею. Когда для него наступает цветущее лето, он достигает зрелости; тогда самый подходящий для него цвет — зеленый. Для меня же наступила осень жизни, время собирать урожай.

— А что же происходит зимой? — спросил Габорн.

Биннесман еле заметно улыбнулся.

— Не будем говорить об этом сейчас, Габорн задал вопрос, который волновал его, может быть, больше всех:

— Почему Радж Ахтен не видит меня? Он говорил, что здесь применено какое-то заклинание. Биннесман засмеялся.

— Помнишь, как у меня в саду Земля нарисовала руну на твоем лбу? Это символ такой силы, которую я, в моей слабости, не осмелился бы даже пытаться вызвать к жизни. Ты, Габорн, теперь невидим, — по крайней мере, для своих врагов. Те, кто служат Огню, не видят тебя. Чем ближе они к тебе подходят, тем сильнее сказывается на них эффект этого заклинания. Меня поразил уже сам тот факт, что Радж Ахтен вообще почувствовал твое присутствие. Это, наверно, Огонь наделил его таким могуществом. Тогда я этого не осознавал, зато теперь понимаю.

Габорн молчал, обдумывая услышанное.

— Однако особенно на этот дар невидимости не полагайся, — продолжал Биннесман. — Есть немало злых людей, которые не служат Огню, и они способны причинить тебе вред. Да и для Пламяплетов, обладающих большой силой, твоя маскировка проницаема, стоит им подойти к тебе достаточно близко.

Габорн вспомнил женщину-Пламяплета в замке Сильварреста, то, как она узнала его и каким взглядом смотрела на него, — точно на заклятого врага.

— Понимаю… — прошептал он. — Теперь я понимаю, почему Радж Ахтен не мог видеть меня. Но вот почему я не могу видеть его?

— Что? — от удивления брови Биннесмана поползли вверх.

— Прежде, в замке, я видел его лицо, узнал его шлем и доспехи. А вот сегодня ночью мне не удалось разглядеть его лица. Оно было скрыто от меня, как мое от него. Я смотрел на него и видел… множество людей в пламени, склонившихся, точно перед божеством…

Биннесман смеялся так долго, что едва не закашлялся.

— Возможно, твой взгляд проникает слишком глубоко. Припомни-ка, в какой момент возникло это видение?

— Когда я захотел увидеть его таким, каков он на самом деле, без воздействия всех этих даров обаяния.

— Давай-ка я расскажу тебе одну историю, — сказал Биннесман. — Много лет назад моим наставником был Охранитель Земли, который служил лесным животным — оленям, и птицам, и прочим в том же духе. Они приходили к нему, а он кормил и ленил их, если возникала необходимость.

— Я спросил его, откуда он знает, что именно им нужно? Он удивился. «А на что же тогда глаза?» — ответил он. И больше ничего, как будто этим было все сказано. Потом он прогнал меня, заявив, что я вряд ли могу стать

Охранителем Земли.

— Понимаешь, Габорн? Он обладал даром Зрения Земли, способностью читать в сердцах тварей земных и понимать, что им нужно, чего они хотят, что любят.

— Я никогда не обладал этим даром и не могу рассказать, как использовать его и как он работает. Поверь, я многое бы отдал за то, чтобы обладать им.

— Но у меня нет никакого такого дара… — запротестовал Габорн. — Я не могу заглянуть, к примеру, в ваше сердце или сердце Иом.

— Не забывай, ты побывал в месте, где земля обладает огромной силой. У тебя есть этот дар, просто ты не умеешь использовать его. Изучай его старательно, упражняйся в нем, учись владеть им. Со временем это придет.

Габорн продолжал недоумевать. Чародеи любят это выражение — «изучай старательно».

— Теперь на тебе лежит огромная обязанность, — продолжал Биннесман. — В свое время Эрден Геборен отбирал преданных ему людей, чтобы они сражались с ним бок о бок. Точно так же и ты должен начать отбирать своих сторонников. Это очень тяжкая обязанность. Те, на ком ты остановишь свой выбор, будут неразрывно связаны с тобой.

— Да, я знаю, — сказал Габорн.

Ему доводилось слышать легенду о том, как Эрден Геборен отбирал своих сподвижников и как после этого он мог читать в их сердцах, точно в открытой книге. Если им угрожала опасность, он узнавал об этом, так что, можно сказать, в любом сражении никто из них не был больше одинок.

— И тебе уже сейчас пора начинать этот отбор… — задумчиво проговорил Биннесман, устремив взгляд в сторону темных полей.

Габорн испытующе посмотрел на старика.

— Может быть, вам вовсе и не нужен дар Зрения Земли? Наверно, и впрямь есть такие Охранители Земли, которые служат полевым мышам и змеям, — но вам Земля приказала служить людям… в то смутное время, которое грядет.

Биннесман замер, пристально глядя на Габорна.

— Молю тебя, никому больше не говори об этом. Радж Ахтен не единственный среди лордов, кто захочет подчинить меня себе или убить, если узнает правду.

— Обещаю, — ответил Габорн. — Никогда никому не скажу.

— Может быть, мой учитель был прав, — сказал Биннесман. — Может быть, я и впрямь не слишком хорошо служу Земле…