Люди глазели на нас и до того, как мы стали знамениты. Когда мы ехали на автобусе в „Кэверн“, все в коже и с гитарами. Тогда нам нравилось. Легкий такой бунт, чтобы каждая Энни Уокер[217] в кафе раздражалась.

Я скучаю по всяким глупым розыгрышам. Я в поездах заходил к людям в купе и притворялся слабоумным. Или в магазинах. Меня до сих пор тянет что-нибудь такое отколоть, но нельзя. Получится только заголовок в газете: „„Битлз“ развлекаются. Вы повеселитесь от души“.

Однажды мы ехали в фургоне на стадион „Уэмбли“. На куске бумаги написали большими буквами: „Как доехать до „Уэмбли““? Говорили на иностранном языке и тыкали в карту Уэльса. Люди из сил выбивались, объясняя нам, что не так.

Как-то мы придумали переодеться, чтоб можно было по улицам ходить. Мы с Джорджем прошли таможню в длинных пальто и с бородами — думали, нас не узнают, но не тут-то было. Лучше всех получилось у Пола. Он притворился придурковатым фотографом и нес какую-то психологическую ахинею. Даже Брайана обдурил».

Больше всего Джон скучает по обычной жизни — выйти из дому, пошататься по окрестностям, быть как все. Битломания давно позади, но битлам никак не пройти по улице неузнанными. Син удается. Она многие годы избегала публичности, и это принесло плоды. «Но всей семьей мы не можем даже пойти погулять. Ужас. Иногда я жалею, что все это вообще с нами случилось».

Из них четверых Джон больше всех страдает оттого, что не может быть частным лицом. От мысли о том, что он навеки приговорен к известности, чем бы дальше ни занимался, ему охота кричать в голос.

«Нет! Такого же не может быть, правда? Я ведь не буду вечно знаменитым? А если нам исчезнуть на много лет — это поможет? Мы тогда, наверное, станем знаменитыми по-другому, как Грета Гарбо[218]. Может, появится новая группа, займет наше место? Это было бы так здорово — если б нас забыли».

В конце 1967-го и в начале 1968 года «Битлз» стали вновь налаживать контакт с внешним миром. Вскоре обнаружилось, что их лица знает каждый, и потому их, как членов королевской семьи, никто не ожидает увидеть на улице или, скажем, в забегаловке с фастфудом. Во время монтажа «Magical Mystery Tour» им удавалось без проблем ходить в маленькие кафе в Сохо. И вообще, полно народу походило тогда на «Битлз» — те же усы, те же бакенбарды; мало кто верил, что битлы настоящие.

«На днях мы с Ринго сделали пробную вылазку. Сходили в кино, впервые за долгие годы, еще с ливерпульских времен. Смотрели Моркама и Уайза[219] в Ишере. Выбрали утренний сеанс, думали, будет тихо. Но забыли про школьные каникулы — кинотеатр был забит детьми. Мы не досидели до конца: съели по мороженому и ушли. Никто к нам не приставал. Первая попытка оказалась удачной. Теперь, может, стану выбираться чаще.

Брайан время от времени выводил нас в какой-нибудь вест-эндский театр. Мы шли толпой, и было нормально. Люди таращились, но нас почти не трогали. Только я не большой любитель театра и не особо жалею, что мы туда не ходим. Пятеро парней на сцене, каждый притворяется кем-то другим. А вот кино мне не хватает. В Ливерпуле я из кинотеатров не вылезал.

Еще мы с Ринго однажды катались на автобусе. Решили попробовать, посмотреть, что получится. А я в лондонских автобусах никогда не ездил. Сели на остановке „Набережная“. Ехали минут двадцать. Это было потрясающе. Нас узнавали, да и ладно. Мы были в настроении. Стали всех в автобусе снимать на камеру. Кондукторша рассказывала нам пошлые анекдоты. Многие не поверили, что это правда мы.

На следующий день в контору позвонили какие-то газетчики. Сказали, мол, какая-то женщина заявляет, будто видела вас в автобусе. Я им ответил, что она обозналась. Это были не мы. А то бы стали звонить и спрашивать: каково это, Джон, — прокатиться на автобусе после стольких лет? Только этого не хватало.

Я бы хотел, чтоб от меня все отстали. Я не душа компании. Друзей мне хватает. Просто пусть меня оставят в покое.

Мое так называемое дружелюбие — это сплошная липа. Я годами притворялся, но, вообще-то, я не болтун. Это была роль, защитный панцирь. Я кричал: „Волки!“ — и теперь расплачиваюсь. Выходит, будто я ною. Я понимаю. Может, это потому, что всегда кажется — там хорошо, где нас нет».

Пол и Джордж время от времени встречаются с людьми, а вот Джон редко пытается завязывать контакты. Либо все приплывет в руки само, либо и не надо. А жизнь его устроена так, что к нему не пробьется ничего, кроме разве только телевизора, который никогда не выключается.

«Пару недель смотреть телевизор — это не хуже травы. Пару лет назад я терпеть не мог какого-нибудь Хьюи Грина, а теперь он не бесит. Он забавляет. Мне больше всех нравятся он и Майкл Майлз[220]. Повсюду одно и то же. С газетами такая же история. Читаешь разные статьи, а в голове они сливаются в одну… Я очень много думаю, когда смотрю телик. Это как смотреть на огонь и грезить. Смотришь, но мысли где-то витают».

Жизненные импульсы Джон получает только от других битлов. До их места в его жизни всем остальным как до Луны.

Поначалу они, естественно, отталкивали посторонних, потому что были слишком заняты общим делом, двигались к общей цели. Когда же к ним пришла известность, люди стали втираться в их круг, зачастую с не лучшими намерениями, и подобные попытки активно и грубо пресекались.

Большинство звезд шоу-бизнеса меняют друзей по мере того, как меняется их собственное место на афишах. Кроме Мика Джаггера из «Роллинг стоунз», «Битлз» не приобрели себе друзей из мира поп-музыки. В повседневной жизни они общаются только между собой, а также с Мэлом, Терри и Нилом.

«Прославившись, мы знакомились с разными людьми, но спустя два дня они нам смертельно надоедали. Некоторым удавалось продержаться подольше, где-то несколько недель, но и всё. Большинство же просто не могут к нам пробраться».