края, оказавшегося в ближайшем тылу Юго-Западного фронта. Войскам требовались продукты, табак, обмундирование, которые с готовностью поставляли бессарабские предприятия, железнодорожная сеть за военное время выросла на 400 верст, с полной нагрузкой работали порты. Жизнь населения была тесно связана с передвижениями войск, строительных отрядов, перевозками раненых, эвакуацией, мобилизацией гражданского населения на оборонные работы. Напряжение войны для жителей резко выросло после вступления в войну Румынии, за которую пришлось воевать в основном самой России, перебросившей на Румынский фронт 35 пехотных и 13 кавалерийских дивизий.

За 1914–1917 годы мобилизации проводились 19 раз и затронули до 10 % населения Бессарабии. Дезертирство было немалым, но основная масса бессарабцев стойко сражалась. Из-за отсутствия сырья и топлива половина промышленных предприятий простаивала. Нехватка рабочих рук приводила к сокращению посевных площадей. Но ярко выраженных протестных настроений не было. В политическом обзоре губернского жандармского управления за октябрь 1915 — февраль 1916 года описывалось, как десятки тысяч крестьян с лошадями и подводами посылались на север губернии для строительства фортификационных сооружений: «Не было случая отклонения от исполнения сего или сопротивления при нарядах и отправлении этой массы, часто следующей на места работы по железной дороге в полном порядке почти без надзора. Плохая организация этого дела на месте работы, когда тысячи людей по два-три дня ждут нарядов под открытым небом, в степи, вызывает лишь пассивный протест путем бегства на место жительства, но возвращаемые полицией обратно, беглецы безропотно являются на места работы даже одиночным порядком».

Не фиксировала полиция и значимых антиправительственных настроений: «К местным властям крестьянское население относится весьма послушно и корректно, хотя низшая администрация в лице урядников и становых приставов не пользуется доверием и авторитетом. Случаи открытого неповиновения весьма редки и вызываются обычно нетактичным поведением чиновников. Отношение к губернским властям весьма почтительно, но стараются избегать сношений с чиновниками и боятся их. Понятия о высших властях, по-видимому, довольно смутные»[949]. Трансильванский журналист напишет: «Мне довелось впервые увидеть Бессарабию зимой 1916 года… Там еще властвовала царская Россия. Все пространство между Прутом и Днестром казалось российским. Не было и намека на румынское национальное пробуждение. За немногими исключениями, Бессарабия чувствовала себя очень хорошо под «игом царя»[950].

Еврейский вопрос

С точки зрения вклада в революцию 1917 года среди всех многочисленных национальностей, населявших Российскую империю, всегда выделяли евреев. Теория о том, что революция явилась результатом разветвленного еврейского заговора, возникла почти моментально. Еще в 1920 году Уинстон Черчилль написал нашумевшую тогда статью, где доказывал, что «международные и, главным образом, атеистически настроенные евреи… играли «весьма большую» роль в создании большевизма и произвели революцию в России»[951]. Литература на сей счет огромна и противоречива. Где истина?

Евреи оказались в России, не сходя с места, в конце XVIII века после трех разделов Польши, где они появились еще в Средние века по приглашению местных королей, намеревавшихся таким образом поднять экономику. Так, неожиданно, Российская империя оказалась страной с самым большим по численности еврейским населением в мире. В 1800 году в ее пределах жили 23 % всех евреев мира, в 1880-м — 53,4, в 1914 — 39 %. За время нахождения под юрисдикцией российской короны еврейское население увеличилось в 8 раз, больше, чем число жителей страны в целом. Перепись населения 1897 года зафиксировала 5 млн 190 тысяч евреев, и они составляли 4 % от населения империи[952]. Больший процент был только в гораздо менее населенных Румынии и Австро-Венгрии (в Англии и Франции — по 0,1 %).

«Народ еврейский двигался сквозь переменчивую современность с кометным хвостом трехтысячелетней диаспоры, не теряя постоянного ощущения себя «нацией без языка и территории, но со своими законами» (Соломон Лурье), силой своего религиозного и национального напряжения храня свою отдельность и особость — во имя высшего, сверхисторического Замысла»[953], — писал Александр Солженицын в наделавшей много шуму и споров книге «Двести лет вместе». Евреи стремились сохранить свои многотысячелетние традиции, язык, религию, воспроизводя образ жизни местечек средневековой Восточной Европы. С младенческих лет, вне зависимости от благосостояния семьи, мальчики обязаны были посещать начальные религиозные школы «хедеры», где изучали Библию, Талмуд, труды еврейских средневековых законоучителей. В начале XX века число хедеров оценивалось в 25 тысяч. К этому времени существовала и широкая сеть синагог и молитвенных домов, из которые самые фундаментальные были в Петербурге, Москве, Варшаве, Киеве, Ковно. Только в Вильно было около 100 синагог, молитвенных домов и клаузов, в Одессе — 57, были они даже в отдаленных сибирских городах[954].

Каждый верующий еврей воспитывался в убеждении, что, изменив вере отцов, он не только лишается души, но и наносит непоправимый вред семье и общине. Несмотря на все преимущества перехода в христианство, что означало снятие всех ограничений, этой возможностью за весь XIX век воспользовалось только 84,5 тысячи человек, что составляло меньше 0,7 % евреев. Жили они в массе своей весьма обособленно, носили одежду, принятую в средневековой Польше, мужчины отпускали бороды и пейсы, женщины брили головы и носили парики, ели особую пищу, приготовленную по правилам кашрута. Все это делало евреев весьма подозрительными в глазах окружавшего славянского населения, тем более что говорили евреи на непонятном языке. По единственной переписи населения, 97 % евреев назвали родным языком идиш, еще по одному проценту — русский и польский. При этом по доле умеющих читать по-русски евреи опережали русских, уступая только немцам.

Евреи, в резком контрасте с русскими, украинцами и белорусами того времени, были по преимуществу городскими жителями, составлявшими абсолютное большинство населения городов западных губерний. Они во многом сохранили род занятий, который имели еще в Царстве Польском. На рубеже веков в торговле был занято 38,7 % евреев (среди русских — 2,2 %), в промышленности — 35,5 % (10 %), в прислуге — 6,6 %, на госслужбе и в свободных профессиях — 5,2 % (1,7), в сельском хозяйстве — 3,5 % (среди русского населения — 76,5 %). Евреи составляли до 40 % всех занятых в торговле в Российской империи[955].

Правительственная политика в отношении евреев не отличалась особой изобретательностью и последовательностью, неоднократно пересматривалась. Поначалу власти вообще не знали, как с ними себя вести, и копировали подходы, принятые в Польше, где к евреям относились как к отдельному сословию. Екатерина II распространила на них все те права, которыми они пользовались ранее. Первые конфликты случились в Москве в 1790-е годы, где еврейские предприниматели стали активно записываться в гильдейское купечество, что вызвало возмущение старожилов и последовавший запрет на такую запись за пределами западных губерний. Этим было положено