об антиеврейском законодательства Катков. — …Но само применение ограничительных законов, сколь бы ни было оно мягким, вело к дальнейшим злоупотреблениям»[966].

Черта оседлости, которая сама по себе была больше территории Франции и располагалась в самых развитых регионах империи, большой роли при Николае II уже не играла. За ее пределами жило, по переписи, 315 тысяч евреев, на самом деле больше, поскольку многие вовсе не стремились пообщаться с переписчиком. Это составляло 9 % еврейского населения России, но было больше, чем все количество евреев в Великобритании и Франции вместе взятых. «Черта уже не имела практического значения, провалились и экономическая, и политическая ее цели, — справедливо подчеркивал Солженицын. — Зато она напитывала евреев горечью противоправительственных чувств, много поддевая пламени к общественному раскалу, — и ставила клеймо на российское правительство в глазах Запада»[967].

Реакция евреев на дискриминационную политику правительства была предсказуемо негативной, но все-таки очень разной. Некоторые постарались встроиться в российское общество, каким бы оно ни было, следуя мысли, которую ясно сформулирует Слиозберг, обер-секретарь Сената, юрисконсульт МВД: «Быть хорошим евреем не значит не быть хорошим русским гражданином»[968]. Многие предпринимали рывок в российскую элиту по государственной линии, что чаще всего подразумевало принятие христианства (как, например, сделал дед Ленина по материнской линии Бланк). Либо через занятия бизнесом, творчеством, наукой, адвокатской практикой. Еще при Николае I бразды управления страной держали канцлер Нессельроде и министр финансов Кан-крин. Еврейская кровь присутствовала и у самого близкого к Николаю II графа Фредерикса, и у обер-прокурора Синода Самарина, у статс-секретаря и члена Госсовета Перетца, сенаторов Гредингера, Уткина, Позена, главного дворцового церемонимейстрера Кониара, высших чинов Департамента полиции Гуревича и Виссарионова и множества других высокопоставленных чиновников империи[969].

Одними из самых видных представителей российской бизнес-эли-ты были братья Поляковы, сколотившие огромный капитал на строительстве железных дорог, затем создавшие настоящую финансово-промышленную империю. Все три брата Поляковы имели чин тайного советника и были возведены в потомственное дворянство. Кроме них, прямое отношение к строительству железных дорог имели Блиох, Варшавский, барон Кроненберг. Все знали имена керосиновых монополистов Дембо и Кагана, банкиров Ашкенази, Вавельберга, Зака, Ефрусси. Евреи становились знаменитостями русского культурного общества, достаточно назвать музыкантов Антона и Николая Рубинштейнов, скульптора Антокольского, художника Левитана. Было множество писателей, историков, публицистов, чьи труды выходили огромными тиражами, причем не только на русском языке. Общий тираж книг на иврите и идише составил в 1913 году 2,3 млн экземпляров, больше печаталось только на русском, польском и латышском[970]. Таким образом, в начале XX века существовала субкультура «русских евреев», укорененных в российской экономике и политике и заметно отличавшихся от соплеменников уровнем жизни, образованием, статусом. Однако этот слой был не очень многочисленным. Большинству адаптироваться не удалось.

Погромы начала 1880-х вместе с нищетой еврейских низов положили начало массовой эмиграции из России (тогда же за океан стали перебираться миллионы ирландцев и итальянцев). Власти не препятствовали выезду евреев, немало ее представителей считали его благом. Следующими импульсами стали выселение еврейских ремесленников из Москвы, в 1891 году, введение в 1896-м государственной винной монополии, оставившей без дела многих корчмарей и винокуров, Кишиневский погром 1903 года, русско-японская война. Следует заметить, что военный призыв среди евреев был сродни отдельной военной операции, и сам его факт усиливал эмиграцию. Генерал Куропаткин, командовавший войсками на Дальнем Востоке, жаловался, что в 1904 году на каждую тысячу призываемых евреев «недобор был свыше 300 человек, в то время как недобор среди русского племени составил на 1000 человек — всего 2 человека»[971]. Всего в 1881–1914 годах Россию покинули 1,98 млн евреев, причем почти 80 % из них устремились в Соединенные Штаты. В одном Нью-Йорке поселилось 1 млн 350 тысяч евреев, в основном из пределов Российской империи. Эмиграция была уделом скорее активных и бедных.

А еще более активная и совсем не бедная часть еврейской молодежи устремилась на борьбу с самодержавием. К концу 1880-х годов евреи составляли уже больше трети участников революционного движения. Это были вполне ассимилированные люди, для которых революционная и либеральная оппозиция стала той средой, которая их не просто отторгала, а всячески приветствовала. Там не только защищали евреев от правительства, но и запрещали себе даже намек на их критику или унижение, принимая как равных. Революционерами стали внуки крупного издателя Цедербаума — Юлий Мартов и Лидия Дан, супруга другого меньшевика; внуки московского чайного короля Высоцкого — Михаил и Абрам Гоцы, Илья Фондаминский; сын главного раввина Первопрестольной Осип Минор, сын зажиточного колониста Лев Троцкий (Бронштейн), сын владельца молочной фермы Григорий Зиновьев (Радомысльский), сын известного инженера Лев Каменев (Розенфельд).

К концу века начинается создание собственно еврейских политических организаций. Первой социал-демократической партией России был Всеобщий еврейский союз, больше известный как Бунд, который добивался не только классовых целей, но и национально-культурной автономии для евреев, из-за чего повздорит с РСДРП. По мнению Васильева, Бунд «вскоре превратился в одну из самых опасных революционных организаций. В нем великолепная организация сочеталась с типично еврейским фанатизмом и ненавистью к правительству»[972]. В 1899 году возникла группа Паолей Цион (Рабочие Сиона), соединившая идеи социализма и сионизма — борьбы за создание самостоятельного еврейского государства в Палестине с последующим переселением туда всех евреев. За ними последовали Цеирей Сион (Молодежь Сиона), Сионистско-социалистическая рабочая партия. Количество одних только сионистских обществ в России с 1897 по 1904 год выросло с 373 до 1572[973].

Но все же наибольшим влиянием в революционной среде пользовались те евреи, которые входили в руководство общероссийских партий. В 1901 году Григорию Гершуни и Михаилу Гоцу удалось реализовать свою мечту и возобновить народовольческую террористическую деятельность, создав и возглавив Боевую организацию эсеров. Всего в составе этой партии евреи составляли 15 %, а некоторые анархистские тергруппы были почти полностью еврейскими. Еще больше евреев устремилось в социал-демократию. Среди руководства меньшевиков их окажется половина, большевиков — пятая часть (у кадетов — только 6 %)[974]. Документы департамента полиции давали «статистические доказательства того, что в большинстве преступлений политического характера виновны были люди еврейской национальности». Среди лиц, арестованных за политические преступления и терроризм, евреи в 1901–1903 годах составляли 29 %, с марта 1903 по ноябрь 1904-го — 53 %[975].

В революционных событиях 1905 года евреям была уготована роль не только и не столько активных участников, сколько жертвы. Довольно популярной стала точка зрения, что вся смута — очередная еврейская затея. Создававшиеся черносотенные организации требовали в качестве программы-максимум признания всех проживающих в России евреев нежелательными иностранцами с последующим удалением из страны. Вал погромов был ужасным, особенно сильными