Так меня инструктировал Вардий.

Через несколько дней я отправился на север, к границе Германии.

На прощание Вардий меня попросил:

— Не рассказывай никому о том, что я тебе рассказывал о Пелигне. И про меня старайся никому не рассказывать.

Гней Эдий явно волновался: в двух коротких фразах трижды употребить слово «рассказывать» — такого косноязычия с ним на моей памяти до этого не случалось.

IV. Я тогда очень мало о нем знал. Я и сейчас, например, точно не знаю, почему и когда он стал называть себя Эдием Вардием. В Риме он был известен под именем Гней Тутикан. Так к нему и Назон обращался в одном из своих посланий.

Но кое-что мне потом удалось про него узнать и кое о чем самому догадаться. Кратко перескажу:

(1) После отъезда Тиберия на Родос Вардий — тогда еще Тутикан — добился приема у Ливии и стал ее просить, чтобы она помогла ему уберечь Назона от грозящей ему опасности. Ливия, судя по всему, ответила согласием, но выдвинула встречное условие, как греки говорят, «смокву за смокву»: ты станешь одним из ближних адептов Юлии Старшей и обо всех ее похождениях будешь мне лично докладывать, а я тебе обещаю, что возьму твоего поэта под свое покровительство и в случае чего за него заступлюсь. Когда разразился скандал с Юлом и Юлией Старшей, она за Пелигна действительно просила. Август, как мне потом рассказали, сильно разгневался на Назона и собирался уже тогда отправить его в изгнание, причем с поражением в правах и с конфискацией части имущества. Но Ливии удалось уговорить мужа сначала встретиться с Овидием, затем простить несчастного поэта под ее, Ливии, ручательство.

Самому Вардию пришлось покинуть Рим, как мне объяснили, по двум причинам. Во-первых, чтобы на него не пали подозрения в сотрудничестве с Ливией, как они пали на Секста Помпея, освобожденного от наказания. А во-вторых…

(2) Вторая причина была весомее первой: Ливия, проверив в деле «милого Тутика» и уверенная в его верности, ибо в Риме у него оставался заложник, Публий Назон, отправила Гнея Тутикана в Гельвецию, в Новиодун, дабы он там «как паук, распустил широкую сеть, от Рима до Германии, от Галлии до Норика и Паннонии, и в эту сеть ловил туда-сюда летающих мух» (Сеяново выражение), то есть контролировал движение людей и сведений между столицей и легионами, в первую очередь, конечно, германскими.

Как я догадываюсь — именно догадываюсь, — здесь, в Новиодуне, Гней Тутикан сменил имя и стал Гнеем Эдием Вардием.

(3) В консульство Нервы и Аспрената, как мы знаем, Вардий вернулся в Рим. Зачем? Никто мне об этом не рассказывал, ни Север, ни Сеян. Корнелий Север утверждал, что в этом году Ливия начала тайную кампанию по устранению Юлии Младшей и Агриппы Постума. Сеян однажды так выразился: «на старого кругленького паучка захотели внимательнее посмотреть». Но кто именно захотел посмотреть и в какой связи? Был ли он, Вардий, привлечен к охоте на Постума и на старшую внучку дряхлеющего Августа? Хотелось бы думать, что не был. Хотя, как мы с тобой видели, Назон его будто в чем-то подозревал и первое время избегал с ним встречаться. И лишь потом, когда, по описаниям Вардия, поэта «обуял Ультор», не выдержал и стал исповедоваться в своей болезненной страсти…Кому еще из своих друзей он мог в этом признаться?

В любом случае, когда принималось решение об изгнании Юлии Младшей и Постума, Вардия в Риме давно уже не было. Не он, а кто-то другой «заложил» брата с сестричкой.

Почему и на этот раз Ливия не заступилась за Назона? Потому что Вардия не был в Риме и он ее не просил? Потому что побоялась прогневать уже сильно больного и без того гневного на своих родственников мужа? Или вовсе не собиралась заступаться?…Как убеждал меня Корнелий Север, Овидий в Ливиной комбинации по устранению Постума и Юлии играл чуть ли не главную роль.

(4) Назона отправили в Томы, откуда он уже не вернулся. А наш «милый Тутик» еще старательнее стал трудиться сначала на Ливию, потом на Ливию и на Сеяна, которые уже объединили усилия и все свои связи напрягли, выдвигая вперед Тиберия и правдами и неправдами задвигая оставшихся конкурентов, в первую очередь Германика и Агриппину, вторую внучку принцепса. Германик в те годы почти постоянно находился на Рейне…А кто у нас следил за связями Рима с германскими легионами?

Немудрено, что в Новиодуне Гней Эдий Вардий был самым влиятельным человеком. С его-то «паучьей сетью», с его связями ему действительно ничего не стоило вернуть нам с Лусеной дом в Испании, взять опеку над сыном «предателя Отечества», отправить его служить в элитную часть германской армии, в конную разведку!

V. Кстати, когда я прибыл в Августу Раурику, разыскал Педона Альбинована, вручил ему Вардиевы дощечки и, как было мне велено, передал ему устный привет от моего благодетеля, этот Педон, внимательно прочтя послание, еще внимательнее на меня посмотрел и сказал безразличным голосом:

— Ты что-то путаешь, юноша. Никакого Гнея Эдия я не знаю. А тем более Вардия.

Мне так хотелось спросить: «А Гнея Тутикана тоже не знаешь?» Но, вовремя вспомнив о трех правилах, которые мне предписал мой опекун, ничем своего удивления не выразил, вообще никаких чувств не проявил на лице. Я хотел промолчать. Но понял, что в данной ситуации мне что-то нужно сказать. И сказал, опустив голову:

— Извини.

— Бывает, — ответил мне Педон, начальник конных разведчиков.

VI. Они, конечно же, были знакомы, Педон и Вардий. Они, как мы помним, оба входили в «аморию» Кузнечика-Голубка-Пелигна. Они и после его ссылки — и особенно после смерти Августа — должны были поддерживать между собой отношения, так как оба работали на Сеяна и были в одной цепочке его агентов. Эта цепочка, между прочим, назвалась не «германской», а «гельветской». То есть можно допустить, что Вардий был в ней центральным звеном — «старый кругленький паучок»; ведь именно от паука обычно расходится паутина, и эта паутина с центром в Новиодуне очень удобно связывала Германию с Римом и Галлию с Нориком и Иллириком.

Мне не удалось узнать наверняка, но я могу предположить, что и «Рыбак» — помнишь? тот загадочный галльский друид, который лечил меня от заикания (см. «Детство Понтия Пилата», главы 12–14) — он, Гвидген-Гвернген-Гатуатер, тоже был знаком с Гнеем Эдием и был частью цепочки, или паутины.

Когда я еще служил в конной разведке Германика, я стал догадываться, что Рыбак, прогоняя меня от себя, замолвил обо мне словечко не только нашему новому хозяину-гельвету, но и пауку — Эдию Вардию. А тот два года оплетал меня своими увлекательными рассказами вроде бы о любви и о влюбленном поэте, а, в сущности, о Риме, о великом правителе Августе, о добродетельной и милостивой Ливии, о развратной Юлии Старшей, о ее муже Тиберии, который из-за нее претерпел такие страдания, но не пал духом, вернулся в Рим и во власть: стал сначала законным преемником принцепса, а затем — главой Великой Империи и Властителем мира.

Так меня подготовив, привив мне вкус к историческим сочинениям, подробно ознакомив с творчеством лучших римских поэтов — Катулла, Вергилия, Горация, Тибулла, Проперция и, прежде всего, Публия Овидия Назона, — Вардий передал меня Педону Альбиновану. И тот, не допуская меня в опасные сражения, обучал меня хитрым приемам конной разведки и заодно наставлял меня в философии, главным образом в том, что я теперь именую «практическим пифагореизмом»… Когда я гостил у тебя в Египте, я пытался рассказать тебе, Луций, об этой, как говорят греки, «психотехнике». Но ты, как всегда, невнимательно меня слушал. Ты, милый Сенека, излагал мне свои собственные взгляды на людей, на жизнь и на мир. Прочее тебя мало интересовало. Настолько мало, что ты несколько раз меня спрашивал, где я теперь служу. И хотя я несколько раз повторял, что назначен префектом Иудеи, ты через некоторое время забывал и снова спрашивал… Или ты прикидывался? Хотел показать, что никакие должности тебя не волнуют и ты как смотрел в вечность, так и продолжаешь в нее смотреть?..