Джастин швырнул на стул плащ, все еще поддерживая Даниэль за локоть, посмотрел на нее критическим взглядом и сказал с выражением крайнего неудовольствия:

— Вы отвратительно выглядите. Взгляните-ка на себя!

В его голосе звучало сдерживаемое бешенство. Линтон схватил жену за руку и чуть ли не насильно подтащил к зеркалу. Даниэль тут же отвернулась, чтобы не видеть растрепанное, грязное существо с до крови расцарапанными лицом и грудью, огромными синяками на лбу, под левым глазом и на спине, в разорванном жакете и нижнем белье.

Джастин подошел к супруге, сорвал с нее остатки одежды и бросил их на пол.

— Немедленно в постель! — проскрежетал он.

Даниэль подчинилась и, спотыкаясь, побрела к кровати, думая о том, что бы такое сказать, дабы вернуть интерес супруга к этому телу, несомненно, ставшему ему чужим. Но ничего не приходило на ум. Тут дверь открылась, и в комнату, сгибаясь под тяжестью огромного кувшина с горячей водой и других вещей, вошла Молли.

— Поставьте кувшин у кровати, — скомандовал непривычно грубый голос.

Молли повиновалась.

— Благодарю. А теперь заберите все это грязное тряпье и поскорее сожгите.

И граф указал на рваные остатки бывшего костюма графини для верховой езды.

— Потом спуститесь вниз, дождитесь доктора Стюарта и проведите его наверх.

Даниэль, уткнувшаяся лицом в подушку, слышала, как закрылась дверь за единственным другом, который в этот момент у нее оставался. И тогда из ее глаз покатились слезы унижения и страха.

— Это средство болезненно, — сказал Джастин, вытряхивая на полотенце дезинфицирующие снадобья, — но придется потерпеть. Неизвестно, какая гадость была под ногтями тех баб.

Он аккуратно промыл царапины на коже Даниэль, которая стойко выдержала и эту экзекуцию, и проведенный затем Джастином тщательный осмотр каждого сантиметра ее тела в поисках других ран. Затем муж вымыл ее с головы до пят горячей водой, поднимая и сгибая руки и ноги, переворачивая со спины на живот и обратно. Вообще Джастин проделал с дражайшей супругой все операции, подходящие для тряпичной куклы. Даниэль молча терпела. Может быть, потому, что в его действиях не было ничего грубого, а иногда проскальзывала почти что нежность…

Затем Джастин вручил Даниэль ночную рубашку, которую она с готовностью надела, хотя все ее существо протестовало против его холодной, бесстрастной маски и плотно сжатых, тонких губ.

В комнату ворвался доктор Стюарт с многословными и шумными извинениями за опоздание. Ему пришлось принимать роды, но все, слава Богу, завершилось благополучно. А что случилось с леди Линтон? Он говорил шутливым тоном до тех пор, пока не заметил мрачное выражение на лице графа и мертвенную, даже на фоне подушек, бледность графини. Доктор тут же стер с лица улыбку и озабоченно посмотрел на графа.

— Графиня упала с лошади, доктор, — бесстрастным голосом объявил Джастин. — И я очень боюсь за ребенка.

Линтон сделал особое ударение на слове «я», что повергло Даниэль в отчаяние. Как муж мог подумать, что она тоже не переживает за судьбу будущего младенца?! Но, увы, у графа действительно был для этого повод…

Стюарт, ежесекундно перемежая свою речь восклицаниями, попросил у Линтона разрешения осмотреть ее светлость. Джастин, не говоря ни слова, просто сдернул с жены одеяло и сам встал рядом с кроватью. Доктор принялся простукивать живот Даниэль, время от времени спрашивая, не ощущает ли она где-нибудь боли. Потом поинтересовался, не чувствовала ли она шевеления плода:

— Сегодня утром, — монотонно ответила Даниэль. — И это было впервые.

— До вашего падения с лошади, миледи?

— Да, — односложно сказала графиня, заметив, как Джастин отвернулся к окну и пробормотал какое-то ругательство.

Могла ли она объяснять мужу в присутствии доктора, что к тому времени, когда это случилось, отступать было уже поздно? И какое это сейчас имело значение? Даниэль просто забыла о своей беременности, спасая Бриджит Робертс, но даже если бы кто-то в тот момент напомнил Данни об этом, она все равно поступила бы так же. Это было предопределено, и Даниэль даже не приготовила для себя никаких оправданий. Случилось то, чего никто не мог предвидеть, и не имело значения, на каком месяце беременности была Даниэль.

— Поскольку ни болей, ни кровотечения нет, милорд, то можно надеяться, что ребенок не пострадал, — объявил доктор Стюарт, закрывая пациентку простыней. — Но все же ее светлости лучше провести денечка три в постели. А сейчас надо принять снотворное, это ее успокоит.

— Все будет сделано, доктор, — заверил Стюарта Джастин. — Как скоро ей можно будет путешествовать?

— Я бы посоветовал миледи воздержаться от долгих переездов.

— А в Гемпшир? Конечно, с остановками.

— Тогда не раньше чем через три дня. Если все будет в порядке.

Даниэль слушала этот разговор, касавшийся ее, но при котором на нее саму не обращали никакого внимания. Она была бессильна вмешаться, потребовать объяснений от мужа, протестовать против этой опиумной настойки, которую доктор наливал из маленького пузырька. Все это было невозможно, пока Стюарт не уйдет и она не останется наедине с Джастином.

Даниэль демонстративно повернулась к стене, хотя доктор настаивал, чтобы она немедленно выпила немного настойки.

— Я прослежу за этим, доктор, — уверил его Линтон.

— Как вам будет угодно, милорд.

Как только дверь за Стюартом и Молли закрылась, Джастин взял стакан с лекарством и подошел к кровати:

— Пейте.

— Не буду, — решительно ответила Даниэль, садясь на постели. — Я в этом не нуждаюсь. Если вы настаиваете, я согласна спокойно отдыхать, но без снотворного. А теперь, Джастин, я хотела бы обсудить с вами все, что произошло. Не думаю, что вы понимаете…

— Я достаточно хорошо все понимаю, — грубо прервал ее граф. — В частности, понимаю, что вам нельзя доверять не только заботу о самой себе, но и о нашем будущем ребенке. Понимаю и то, что нельзя верить вашему слову. С этого момента, мадам, я приложу все усилия, чтобы превратить вас в благопристойную жену. Не отрицаю: часть вины за все происшедшее лежит на мне, но я постараюсь избежать подобных ошибок в будущем, если вы поступите так же. А сейчас — выпейте настойку.

— Не буду.

Линтон схватил жену за голову, запрокинул ее лицом вверх и, воспользовавшись долей секунды, когда Даниэль приоткрыла рот для очередного протеста, влил туда жидкость.

— Как вы смеете! — воскликнула Даниэль, вырвавшись из железных объятий супруга.

Утром ей уже нанесли физическое оскорбление, но это было там, в тюрьме. А сейчас такое же обращение с ней позволил себе самый близкий человек, всегда почитавший ее тело как святыню. Человек, которому она сама беззаветно верила во всем…

— Хватит! — Джастин схватил жену за обе руки, предупреждая готовые обрушиться на него потоки ругательств. — Я не допущу, чтобы вы нанесли вред себе и нашему ребенку!