Наверху щелкнула тетива лука. Теа стреляла почти не поднимаясь, поэтому не попала. Ее еще не заметили – на тесной тропе брыкалась лошадь, рычал и сыпал жуткими проклятиями всадник – его бедро оказалось насквозь приколото к лошадиному боку стрелой с пестрым оперением.

Этого Квазимодо не видел, он просто знал, что время уходит. Вокруг стало очень шумно. Казалось, орет и ругается целая сотня бойцов. Нечего больше разлеживаться. Прикрывая лицо топором, вор вскочил на ноги.

Болт ни в грудь, ни в поджатый от страха живот не вошел. Среди камней катались сцепившиеся фигуры – Квазимодо узнал растопыренные ноги фуа. Ай да молодец Лягушка – догадался зайти к арбалетчику во фланг. Ну, боги фуа ему в помощь – вор знал, что не может отвлекаться на одного-единственного противника.

Квазимодо выпрыгнул за поворот тропы. Впереди в тесноте топтались лошади. Кто-то ругался грозным басом. Щелкнул арбалет – стреляли не по вору. Девушку на скале наконец заметили, и арбалетный болт просвистел над самым гребнем.

На вора неслась визжащая лошадь, раненный в ногу стрелой лиски всадник вопил, кренясь и пытаясь удержаться в седле. Квазимодо отпрыгнул к скальной стене, больно ударился копчиком. Раненая лошадь пронеслась мимо, вор успел ударить топором. Удар вышел коротким клевком, но раненый охотник мгновенно умолк – топор успел достать его затылок. Перепуганная лошадь унесла запрокинувшееся тело.

Теперь возникшую на тропе невысокую тень заметили. К счастью, один из охотников уже разрядил арбалет, другой стрелок в тесноте никак не мог прицелиться. Двое всадников, отрезанные за поворотом тропы, пока еще вообще не могли вмешаться в происходящее.

Квазимодо не собирался торчать посреди тесного прохода и ждать, когда на него наедут нервной лошадью или всадят болт из арбалета. Лучше уж самому быть поближе к компании. Темная фигура вора метнулась вперед, прямо под копыта. На ходу Квазимодо метнул нож – должно быть, в кого-то попал, – фигуры всадников толклись в скальной теснине, как живой забор. Правда, никто падать не подумал. Через мгновение вор оказался в самой гуще лошадиных ног.

Такого веселого занятия у вора еще не было. Его норовили раздавить со всех сторон, мелькали над головой клинки. Приседая и непрерывно ныряя под брюха коней, Квазимодо резал все, что попадалось под руку. Топор в самом начале оказался выбит из рук. Зато кукри и орочий нож безжалостно кололи и полосовали конские бока и ноги всадников. Вор не видел, как выпрямилась на скале Теа, с какой бешеной скоростью посылает она стрелу за стрелой в сгрудившуюся группу всадников.

Квазимодо ни о чем не думал, заранее знал, что его может спасти только быстрота. Вор вертелся, как взбесившаяся гадюка, сбивая о камни колени и яростно работая клинками. Из-за тесноты всадники толком не могли пустить в ход короткие охотничьи копья. И копья, и клинки мечей верткую фигурку, снующую у самой земли, никак не могли достать. Наконец клубок разомкнулся. Одного из всадников брыкающаяся лошадь вынесла вперед. Стрела со скалы мгновенно пробила охотнику бок. В этот же миг Квазимодо истошно взвизгнул – лошадиное копыто наступило ему на ногу. Вор ударил лошадиную ногу ножом, одновременно злобно полоснул клинком – кукри прорезало и так уже окровавленное бедро одного из охотников. Клинок скрипнул по кости. Квазимодо ударил ножом в другую сторону. Тут же что-то со страшной силой врезалось ему самому в живот. Одноглазый парень отлетел в сторону, с маху приложился спиной и головой к скале. Череп спасло только то, что соприкосновение с каменной твердью смягчил узел косынки.

Квазимодо сполз на землю. Он понимал, что его всего лишь лягнула лошадь. Дышать было нечем – казалось, все до одного ребра переломаны. Мимо пронеслись лошади без седоков. Одна из лошадей с жалобным ржанием кружилась на месте, из распоротого брюха вываливались клубки кишок. С земли поднялся человек, припадая на ногу, пошел к сидящему на земле вору. Квазимодо все видел, но поднять кукри не было никаких сил. Хромой человек подхватил с земли короткую глефу. Вор посмотрел в щетинистое лицо, в редкие оскаленные зубы. В горле хромого появился светлый вздрагивающий предмет. Человек выронил глефу, потрогал торчащее в горле оперение стрелы и сел на землю. Потом лег. Квазимодо сообразил, что, кроме этого, человека на земле лежат еще тела.

Ребра захрустели от боли, но все-таки позволили легким вобрать необходимую порцию воздуха.

Откуда-то, кажется, прямо сверху, спрыгнула рыжая. Она держала лук с наложенной на тетиву стрелой. Треугольное лицо лиски было бело как снег.

– Кстати, о снеге… – прохрипел вор.

– Что? – ужаснулась девушка.

– Потом. Я не спятил. Но эти твои лошади меня совсем утомили.

Теа сморщилась:

– Ты ранен?

– Понятия не имею. А что с Лягушкой?

– Здесь я. – Фуа, прихрамывая, шел по тропе и нелепо задирал голову. У него текла кровь из разбитого носа.

Пить пришлось маленькими глотками. Зверски болела грудь – Квазимодо подозревал, что у него сломаны два или три ребра. Ничего особенного. Гораздо больше беспокоила оттоптанная копытом нога. В первый момент вор вообще боялся увидеть вместо ступни бесформенный блин. Ничего – даже сапог остался целым. Еще зверски болел копчик и гудело в голове. Тут щупать нечего – понятно, что огромная шишка на затылке. В общем, всерьез следует замечать только ногу и копчик. Они все равно о себе не дадут забыть – толком ни стоять, ни сидеть невозможно.

Ныр отделался разбитым носом, сотней мелких царапин и разодранными от колена до бедра штанами. Теа не пострадала, правда, была все еще бледна и почти не разговаривала.

Зато на фуа напал настоящий говорун.

– Какой ты вор? – гнусаво вопрошал фуа, расхаживая среди мертвых тел. – Тебе в мясники нужно было подаваться. Смотри, во что превратил мирную охотничью тропу. Ни один живодер столько кровищи не напустит.

Теперь, кроме человеческих тел, каменную теснину загромождал и труп лошади, милосердно прирезанной Теа. Растянутые по камням кишки казались мерзкими дохлыми червяками. Густой запах крови пропитал воздух.

– Ты посмотри, что наделал, – продолжал болтать фуа. – Сюда слетятся все мухи, шакалы и стервятники от Скара до Канута. То ли дело мы с Теа – работаем чисто, аккуратно…

Вообще-то сам Ныр выглядел не слишком опрятно: рубашка широко пропиталась красным – не только кровью, натекшей из собственного носа ныряльщика, но и кровью арбалетчика, которого после продолжительной борьбы фуа все-таки умудрился пырнуть ножом. Квазимодо не представлял, как щуплому ныряльщику удалось справиться с крупным опытным мужчиной. С другой стороны, умудрился же Ныр вставить нож аванку? А ящер куда покрупнее арбалетчика был.

Кроме арбалетчика, сраженного фуа, на земле остались еще четверо охотников. Все они получили по стреле, но на всех четверых хватало и ран от клинков Квазимодо. Еще одного унесла лошадь. Ну, тот, со стрелой, пробившей бедро, и разрубленным затылком, вряд ли выживет. Но двое охотников ушли, и это было совсем нехорошо.