Только бы ей удалось проникнуть еще глубже в прошлое, тогда Оскару до нее не добраться. Здесь, у его смертного ложа, она была молодой, ей нужно попасть туда, где она была еще моложе. Теперь она знала, куда бежать: мимо трактира «Голова и королева», мимо почты, церкви и кладбища, к южной калитке сада, памятного с детства.

Но вдруг окружающий пейзаж стал призрачным. Поблескивая, словно сквозь стекло, он уплывал от нее все дальше, и вместо дороги, ограды и сада перед ней оказались грязно-белые фасады лондонской улицы, а вместо калитки — вращающаяся дверь ресторана «Шублер».

Харриетт вошла внутрь. Внутри все выглядело совершенно натурально. За столиком в углу сидел одинокий мужчина. Он вытирал рот салфеткой, и Харриетт не сразу его узнала. Когда он поднял голову, она поняла, что это Оскар Уэйд. Он встал, уронив салфетку, и подошел к ней вплотную. От него пахло вином.

— Я знал, что ты придешь.

Она молча пила и ела, оттягивая мучительный финал. Наконец они встали из-за стола и оказались совсем рядом. Огромное туловище Оскара выросло перед ней, над ней, она почти физически ощущала его чудовищную силу. Он подвел ее к устланной красным ковром лестнице и потащил наверх. Они вошли в комнату со знакомой мебелью: муслиновыми занавесками, зеркалом в золоченой раме, двумя фарфоровыми ангелочками на камине, пятном на ковре перед столиком и отвратительным, потертым канапе за ширмой.

Они метались по комнате, точно запертые в клетке звери, неловкие, злые, избегающие друг друга.

— Пойми, убегать бесполезно. С этим нельзя покончить.

— А я покончу раз и навсегда.

— Тогда придется начинать все сначала. И так без конца.

— Только не это. Разве ты забыл, как мы изнывали от скуки?

— Забыл? Да я бы никогда к тебе не прикоснулся по доброй воле. Но именно для этого мы здесь. Нам все равно придется это сделать.

— Нет. Я ухожу сию же минуту.

— Не выйдет. Дверь заперта на ключ.

— Оскар, для чего ты это сделал?

— Мы ведь всегда ее запирали, помнишь?

Она подошла к двери, принялась трясти ее, бить в нее кулаками.

— Бесполезно, Харриетт. Даже если ты сейчас уйдешь, все равно придется вернуться. Можно протянуть час или два, но это сущий пустяк на фоне бессмертия.

— Мы еще не умерли, чтобы говорить о бессмертии...

Их неудержимо притягивало друг к другу, точно кто-то толкал их в спину. Медленно, словно в чудовищном танце, они кружили по комнате, откинув голову назад, пытаясь избежать пугающей близости. Они упирались, но с каждым шагом расстояние между ними сокращалось.

Вдруг колени у Харриетт ослабли, она закрыла глаза и погрузилась во мрак и ужас.

Затем она очутилась еще дальше во времени, у входа в парк, где Оскар никогда не бывал, где он не мог ее настичь. Память ее была чиста и свежа. Она спешила по тропинке через поле туда, где ждал ее Джордж Уэринг. Но вместо Джорджа под кустами бузины стоял Оскар Уэйд.

— Я же сказал тебе, убегать бесполезно. Все дороги приведут тебя ко мне, я буду ждать тебя за каждым поворотом, в каждом твоем воспоминании.

— Мои воспоминания безгрешны. Как ты сумел оказаться на месте моего отца и Джорджа Уэринга?

— Я с самого начала занимал их место.

— Моя любовь к ним была чиста.

— Твоя любовь ко мне была частью этой любви. Все знают, что прошлое влияет на будущее, а тебе не приходило в голову, что будущее влияет на прошлое?

— Я уйду далеко отсюда.

— На этот раз я пойду с тобой.

Ограда, дерево и поле растворились в воздухе. Харриетт шла по дороге к деревне, но понимала, что Оскар Уэйд следует за ней — шаг за шагом, дерево за деревом.

Вскоре у них под ногами оказался серый тротуар: они шагали по Рю-де-Риволи к отелю «Сен-Пьер». И вот уже сидели на краю расстеленной кровати. Они старались не смотреть друг на друга, руки их бессильно повисли. Любовь навалилась на них неизбывной скукой бессмертия.

— Когда же это кончится? — спросила она. — Ведь жизнь не может длиться вечно? Давай умрем.

— Умрем? Да ведь мы уже умерли. Разве ты не догадалась, где мы? Это смерть. Мы мертвы. И находимся в аду.

— Ты прав. Хуже этого ничего нет.

— Это еще не самое худшее. Пока у нас еще хватает сил убегать, прятаться в наших воспоминаниях, мы не совсем мертвы. Но очень скоро мы доберемся до самого далекого воспоминания, и дальше не будет ничего. Из этого последнего ада нам уже не вырваться. Не будет ни новых дорог, ни новых пейзажей, ни новых распахнутых дверей. Наши поиски закончатся. В последней смерти мы окажемся в этой комнате, за этой запертой дверью. И будем лежать здесь вечно.

— Но почему, почему? — закричала она.

— Потому что это — единственное, что нам осталось.

Комната погрузилась во мрак. Теперь Харриетт шла по саду, среди высоких, выше головы, растений. Время от времени она пыталась сорвать одно из них, но у нее не хватало сил сломать стебель. Она была крошечной девочкой. «Наконец-то спасена», — пронеслось у нее в голове. Она проникла в самое далекое прошлое, снова став ребенком. На краю лужайки блестел меленький круглый пруд, по берегам которого росли цветы. В воде плескались разноцветные рыбки. В саду за лужайкой ее дожидалась мать. Харриетт добралась до самого далекого воспоминания, дальше не было ничего.

Только сад с чугунной калиткой, ведущей в поле. Но что-то заставило ее, похолодев от страха, замедлить шаг. Серая дверь — вместо чугунной калитки. Толкнув ее, Харриетт оказалась в темном коридоре отеля «Сен-Пьер».

«Сказки тысячи и одной ночи»

История Абдуллы, нищего слепца

...И тогда нищий слепец, поклявшийся, что за всю жизнь не получил подаяния без побоев, поведал Халифу свою историю.

— О Повелитель праведных, я родился в Багдаде. На деньги, унаследованные от родителей и нажитые собственными трудами, я купил восемьдесят верблюдов и стал отдавать их внаем торговцам, отправлявшимся по городам и пределам твоих обширных владений.

Однажды вечером, на обратном пути из Басры, я с пустым караваном остановился отдохнуть и отпустил верблюдов пастись, а сам приглядывал за ними, сидя под деревом у источника, когда ко мне приблизился дервиш, идущий в сторону Басры. Мы обменялись приветствиями, достали