Эти мысли Мунка нашли подтверждение под Рождество 1909 года во время беседы с Равенсбергом, когда друзья углубились в философию. Равенсберг рассказал Мунку об учении Платона, и Мунк пришел в восторг: оказывается, его идея была знакома еще древним грекам! Равенсберга в глубине души немало позабавил наивный энтузиазм самоучки Мунка, однако факт остается фактом – для художника это было важной частью мировоззрения. Как-то он заметил, что, хотя большинство картин Леонардо да Винчи и утеряно, они по-прежнему существуют, потому что гениальная мысль не может умереть.

Мунковские воззрения на искусство отлично встраивались и в его теорию кристаллов. Тезис о том, что все в природе, включая неживую материю, обладает некой внутренней структурой, «душой», можно было применить и к искусству. Писать – значит организовывать, а не копировать:

Искусство – это независимое царство, являющееся частью царства природы. Оно берет необходимое из царства природы и подчиняет его себе – и отделяет себя от ненужного искусства, подобно тому, как образуются кристаллы. Стремление к форме – стремление к ограничению.

9 ноября 1918 года Германия была объявлена республикой, а ее премьер-министром стал социал-демократ Эберт. Еще через два дня Германия подписала договор о безоговорочной капитуляции – мир был получен на условиях весьма и весьма суровых. Закончилась Первая мировая война, унесшая жизни около 8,5 миллиона солдат и, по крайней мере, такого же количества мирных жителей. Кайзер бежал, князья маленьких и крупных княжеств отреклись от престола.

На протяжении четырех лет войны Мунк, насколько это было возможно, пытался поддерживать контакт со своими немецкими друзьями. Музейщик Курт Глазер служил в санитарной части, однако каким-то образом умудрился дописать и издать задуманную книгу о Мунке. Производитель рыбьего жира Гудтвалкер курсировал между Германией и Норвегией всю войну. Изредка писал Мунку старый друг Шифлер.

А теперь Мунка захлестнул поток писем, в которых его немецкие друзья и знакомые спешили поведать о жизни после поражения. Промышленник и финансист Вальтер Ратенау, делающий стремительную карьеру в высшей политике, сообщил Мунку о смерти Альберта Кольмана. Мунку об этом уже было известно из других источников – его попросили написать пару строк в «памятной книге», посвященной этому неординарному человеку.

Наконец, написал и Макс Линде, который сообщил, что его жена уже несколько лет как прикована к постели и что один из сыновей заразился на войне туберкулезом, но зато все четверо живы. Больше всего доктор жаловался на стремительно растущую инфляцию, съедающую все сбережения и вынудившую его продать своих французских импрессионистов. Он предсказывает гибель среднего класса: «Германию ожидает самое неприглядное будущее».

Зрение Густава Шифлера настолько ослабело, что первый послевоенный отчет из Гамбурга пишет за него жена Луиза. В письме рассказывается о наступивших тяжелых временах, брожениях в обществе и политической нестабильности. Единственное, что утешает друга, – это то, что сын вернулся живым после четырех лет, проведенных на Западном фронте, – и конечно, картины Мунка. Шифлер теперь на пенсии, но активно работает, насколько ему позволяет зрение; он стал «стройным как юноша» из-за скудного питания.

Мунк немедленно набросал ответ, который по непонятным причинам, видимо, так и не был отправлен адресату:

Мне кажется, нам стоит чаще писать друг другу… Сколько всего Вам пришлось пережить. Я так часто о Вас думал… Я по-прежнему верен своей любви к Европе – для меня она все равно что родина, – а эту войну я с самого начала воспринимал как гражданскую.

Далее следует в высшей степени необычное в устах Мунка высказывание о большой политике: он призывает Шифлеров оказать доверие новому режиму, к которому они относятся весьма скептически. По мнению Мунка, немецкая социал-демократическая партия обладает совершенной организацией, а ее лидеры – высокообразованные люди; Мунк надеется, что они смогут предотвратить полную анархию в стране.

Несмотря на общую разруху, немецкий рынок живописи продолжал существовать, и Мунк получил несколько приглашений организовать выставку. Курт Глазер даже позвал его приехать лично – до Стокгольма недалеко, а оттуда летают воздушные корабли – по норвежским меркам даже первый класс стоит сущие копейки! Однако Мунк так и не воспользовался предложением опробовать ультрасовременные цеппелиновские технологии.

Ехать ему никуда не хотелось, к тому же он заболел – судя по всему, гриппом, который издавна был его излюбленным диагнозом. Болезнь сказалась не только на физическом, но и на психическом состоянии Мунка: по рассказам Ингрид Рогне, однажды ночью он внезапно вызвал ее и попросил убрать из спальни все снотворное. Трудно сказать, поразила ли художника знаменитая испанка, выкосившая половину послевоенной Европы, но в 1919 году он написал «Автопортрет художника, больного испанкой» – это был один из бесчисленных автопортретов, написанных Мунком в Экелю. Автопортрет становится одним из важнейших жанров в последний период его творчества. С полным самообладанием и без малейшей сентиментальности художник наблюдает и документирует процесс собственного старения.

В апреле 1920 года в Берлине открылась выставка, о которой Мунка просил Пауль Кассирер: «Вы не представляете, какое значение будет иметь выставка такого человека, как вы, для нашего бедного Берлина». В октябре 1920 года Мунк решился наконец снова посетить континент – последний раз он был там весной 1914-го. Сначала он отправился в Париж в сопровождении Халфдана и Иды Рёде. Город не утратил своего прежнего очарования, но «действовал на нервы», не в последнюю очередь художника раздражала «вонь автомобилей». Затем Мунк поехал в Берлин, где встретился со старыми друзьями; там ему было гораздо комфортнее, чем во французской столице. Впрочем, сложное экономическое положение, в котором оказалась Германия, произвело на него тяжелое впечатление – это можно понять хотя бы по литографии «Беженцы на Гентинер-штрассе после войны».

Последним пунктом в его маршруте был Копенгаген. Там он, по своему обыкновению, встретился с Голдстейном. После встречи датчанин прислал художнику открытку, где написал: «Спасибо за приятно проведенное время. Как и договаривались, ставлю три звездочки ***». Сейчас уже не узнать, что означало сие таинственное послание. Точно одно – это были последние слова, обращенные Голдстейном к Мунку. В январе старый друг умер от испанки. Полным сюрпризом для друзей стало то, что он оставил после себя «вдову» – женщину, которая была его подругой в течение 13 лет и на которой он хотел жениться на смертном одре, но не успел.

Дома Мунка поджидала проблема, требующая безотлагательного решения, – как обычно, вызвана она была его собственной непрактичностью. Он купил автомобиль и поручил садовнику обучиться вождению. Все бы ничего, но внезапно в механизме обнаружились довольно серьезные неполадки: «Машину невозможно завести – стоит к ней прикоснуться, как она начинает рассыпаться».

Другую машину Мунк покупать не рискнул и решил ездить на такси.