Ночью ко мне пришла Соня. Как всегда, господин Желябов поднял её к моему окну.

– Нужны деньги. Мы здорово задолжали.

Сумма была небольшая, и я выписал чек. Он исчез в окне вместе с Соней. А потом две руки легли на подоконник, и в проеме окна появился Желябов.

– Вы, конечно, догадались, сударь, что деньги пойдут не на конфекты для барышень. Завтра мы взрываем царя. Ваши деньги уйдут на бомбы. Примите благодарность. Но благодарностью мы не можем ограничиться. К сожалению, о вас ходят неприятные слухи. Решено во имя удачи покушения вас изолировать на время операции. Вы поедете с нами. Тотчас после покушения вас отпустят. Это решение Исполнительного комитета.

– А иначе? – насмешливо спросил я.

– А иначе нельзя.

Он кивнул. В саду из тьмы уже выдвинулись чьи-то фигуры – в листве и в темноте не разглядишь. Я понял: иначе – убьют…

Мне пришлось вылезти через окно в сад.

И тотчас я почувствовал револьвер, упертый в спину.

И услышал голос:

– Не оборачивайтесь.

Желябов шел первым. Я – за ним, по мокрой траве.

Мы подошли к стене в конце сада.

Маленькая заржавленная дверца в стене была на замке. Желябов спокойно открыл ее ключом – они сменили замок.

Отвезли в дом у Каменного моста. Здесь располагалась их нелегальная квартира. Третья из тех, которые я посетил. Две принадлежали Власти, одна – революционерам. И находились все они… рядом!

Нас встретил дворник, их человек.

Меня провели в просторную комнату. Там была расстелена постель. На столе стоял чайник, лежали булка и нарезанная колбаса.

Желябов ушел. Вместо него остался тот самый «кавказец» Фриденсон, чей адрес мне выдал Попов. Он сделал вид, что не узнал меня.

– А я все вспоминаю нашу встречу у цыган и, главное – снотворное…

Он не ответил. Потом молча налил чай и сказал:

– Поужинайте… Вы будете здесь до послезавтра. Послезавтра в восемь утра царь взлетит на воздух, и мы вас отпустим. – И закончил насмешливо: – А пока располагайтесь с удобствами. Спокойной ночи.

Проснулся утром. Кавказец принес завтрак. Я молча позавтракал.

Подошел к окну. Из окон был виден Каменный мост. И я все понял. Этот небольшой мост лежит на пути с Царскосельского вокзала в Зимний дворец. Возвращаясь поездом из Царского Села, царь поедет в Зимний непременно этим маршрутом – через Каменный мост.

Значит, взорвут мост!

На реке я увидел лодку, в ней сидели молодые люди… Присмотрелся – ба! – знакомые все лица! Молодчик в поддевке – Михайлов, высокий бородач – Желябов и третий – незнакомый мне приятный интеллигент в пенсне. Впоследствии узнал, что это и был главный «динамитчик», создатель «несравненных бомб» – некто Кибальчич…

На плоту среди прачек, стиравших белье, заметил и потомицу графов Разумовских Сонечку и красотку Фигнер. Обе – в цветастых юбках, видимо, изображали прачек.

– Любуетесь? Все рассчитано точно, – сказал сзади кавказец. – Семь пудов динамита под опорами моста лежат в непромокаемых гуттаперчевых подушках на дне реки. Провода выведены на этот дощатый плот, где сейчас прачки стирают белье. Мы посторонних постараемся с плота убрать, ведь он взлетит на воздух вместе с нашим товарищем – исполнителем и царской каретой…

– Ну а если не удастся всех убрать?

– Отправятся на тот свет вместе с Императором и нашим товарищем.

Мрачный человек был этот Фриденсон… Перед сном он сказал:

– Царь прибудет на Царскосельский вокзал императорским поездом в восемь утра. Я вас разбужу, чтоб не проспали зрелище, устроенное на ваши деньги!

Он прав – смеялась надо мной судьба. Мне предстояло наблюдать, как на мои деньги взлетит на воздух Государь всея Руси!

В семь утра кавказец меня разбудил. Он сидел за столом – с аппетитом завтракал, но я не смог.

Около восьми мы встали у окна. Я с ужасом отметил – на мосту находились прачки, стирали белье.

– Что же это такое? – спросил я.

– Видно, не удалось всех убрать. Что делать, «лес рубят – щепки летят»…

В восемь десять показалась карета, плотно окруженная казаками. Она приблизилась к мосту, въехала на него… Я зажмурился…

Когда открыл глаза, карета уже промчалась по мосту и исчезла. Потрясенный Фриденсон смотрел в окно.

– Вы зря меня побеспокоили, – сказал я. – Из-за вас пропустил массу важных дел…

Он неподвижно сидел на стуле.

Впоследствии я узнал, что случилось. Оказалось, исполнитель-смертник попросту… проспал! У него по бедности не было часов – так мне объяснила потом Соня. Думаю, на самом деле он просто не захотел умирать. Так что Господь ещё раз спас Государя, и шестое покушение прошло без результата. Теперь, если верить тому, что он записал о предсказании цыганки, только одно покушение отделяло его от смерти.

Следующее покушение должно было стать последним. Но он это не знал. Государь по-прежнему думал, что их было пять!

Вечером перебрался в поезд. Милая едет в Крым со мной – объявила, что после того случая на железной дороге больше не отпустит одного.

– Если изверги что-нибудь сделают, то лучше всем вместе.

Прежде я ее и детей отправлял в другой вагон, и бедный Адлерберг, и свитские делали вид, будто не знают, кто эта дама. Теперь я мог распорядиться иначе. Милую проводили в мой вагон – в бывшее купе Маши…

Там, в Ливадии, буду готовить с Лорисом опаснейшее преобразование – ради этого все и задумано. В благословенном Крыму, далеко от обезумевшей столицы, можно спокойно продумать проект. «Чтобы сохранить Самодержавие, придется его ограничить»… То, о чем мечтали Костя и все либеральные бюрократы… Господи, помоги!

Приехали в Крым. Надо было видеть мою свиту… На морщинистых шеях – изумленные лица. Ждали, что я, как обычно, отправлю милую на нашу маленькую виллу в Бьюк-Сарай. Вместо этого она приехала во дворец со мной. Я распорядился поселить её в Машиных апартаментах. Пусть знают, мне надоели её постоянные унижения. За столом моя жена должна сидеть в конце стола – после Великих княжон. Во время встреч и проводов на вокзале должна идти последней – за вереницей моей родни, причем, как сирота, одна, без меня. Таков этикет!

Но каков умница Лорис! Вчера вдруг говорит:

– Ваше Величество, я послал в Москву весьма известного знатока церковной истории. И попросил разыскать в московских архивах материалы о коронации Екатерины Первой…

Я с некоторым изумлением посмотрел на него.

Он хитро прищурился и продолжил: