– Как ты убила нагу-душеброда?

Керриган удивленно взглянула на него:

– Тебе предстоит битва с самыми опасными пиратами Терры, вооруженными до зубов, а тебя интересует, как я убила дракона?

Бершад пожал плечами:

– Я всегда считал, что не уцелею в схватке с нагой-душебродом, вот мне и хочется узнать, как тебе удалось его завалить.

Она покосилась на Голла и вопросительно изогнула бровь.

– Мне тоже интересно, – заявил Голл. – Кормо говорит, что ты сыграла на флейте какой-то данфарский напев, а дракон уснул под водой и утонул. Но по-моему, это вранье. Ты ведь не умеешь играть на флейте.

Керриган вздохнула, отвернулась и негромко сказала:

– Я отравила своего ослика.

– Что-что? – изумился Бершад.

– Один из моих кораблей доставил в Аргель десять бочонков билобарбного яда. Его добывают из ядовитых желез сумеречного гризела, очень редкого дракона, который водится только на самом маленьком из островов Южного архипелага. За одну крошечную склянку можно получить двух лошадей.

– Да, большая редкость.

– Яд не такой ценный, как божий мох, но приносит хорошую прибыль, а добывать его легче. Мои люди с риском для жизни тайком пронесли один бочонок на корабль, который должен был доставить меня на остров Призрачных Мотыльков. Хорошо, что никто из команды корабля не заметил лишнего груза. – Керриган облизнула губы. – Нага-душеброд охотился на тюленей у восточной оконечности острова. Мои охранники усадили меня в шлюпку, позволили мне взять с собой осла и бочонок. Никто не полюбопытствовал, зачем это мне, – им было все равно, меня уже считали погибшей. – Она перешла на шепот. – Труднее всего было заставить осла выпить яд, они же такие упрямые. Но все-таки бедняга его проглотил и тут же умер.

Бершад тяжело сглотнул, пытаясь отогнать воспоминания об Альфонсо. Когда это не удалось, он смахнул невольную слезу и попросил Керриган продолжать.

– Когда ослик умер, я залила остатки яда ему в глотку и сбросила труп за борт, чтобы течение отнесло его к утесу, облюбованному нагой-душебродом. Дракон сожрал труп и через минуту рухнул в океан. В тот же день один из матросов нарисовал мне на руке вот это. – Она показала татуировку.

– А как получилось, что тебе больше не давали приказов на истребление драконов?

– Барона с нами не было, поэтому все драконье масло досталось стражникам. Они решили отпраздновать свое нежданное обогащение и собрались в трюме выпить рисового вина. Потом один заявил, что ему холодно, и подбросил в жаровню свежего драконьего жира.

– Который был отравлен, – сообразил Бершад.

– Вот именно. В драконе оказалось столько билобарбного яда, что трюм тут же наполнился удушающими парами. Все на корабле изошли кровавым поносом и рвотой. В живых остались только мы с Симеоном и пятеро стражников, которые охраняли нас на палубе. Ну, в суматохе Симеон быстро их одолел. Так что на рассвете следующего дня у нас в распоряжении оказались и корабль, и целый остров, куда не ступал никто из жителей Терры. В общем, раздумывали мы недолго. Отравленное драконье масло я выгодно сбыла в Химейе, на вырученные деньги наняла матросов, а потом начала собирать на остров изгнанников. А когда алхимик предложил нам сделку, то… в общем, Симеон пошел по кривой дорожке, а я по прямой. У нас с ним случаются распри, но, честно говоря, Душебродов Утес обязан своим существованием именно Симеону.

Керриган отвела взгляд. Сгущались сумерки. Все трое молчали.

Как только очертания крепости начали растворяться в тумане, на ярусах зажгли светильники с драконьим маслом. Над заливом вспыхнули огни.

– Обычно он не зажигает огней, – сказала Керриган. – Наверное, что-то заподозрил. Ты уж прости, но ближе мы не подплывем.

Бершад прикинул расстояние до берега – примерно две лиги до утеса, по которому можно вскарабкаться на зады полигона.

– Ничего страшного.

Керриган вытащила папирийскую подзорную трубу, пристально осмотрела крепость и сказала:

– Там девятнадцать караульных.

– Двадцать четыре, – поправил ее Бершад.

В небе закладывала широкие круги серокрылая кочевница, что позволяло Бершаду точно пересчитать охранников на железных ярусах крепости. Он скинул свои лохмотья – обнаженной кожей сильнее чувствовалась связь с драконихой – и тщательно намазал смолой ноги.

– Все бы хорошо, но колечки в твоей шевелюре под огнями светильников засияют, как жемчужины. Все альмирцы почему-то очень дорожат своими патлами, – сказала Керриган.

– Дай-ка мне нож.

Бершад собрал волосы в тугой пучок и обкорнал тремя взмахами ножа. Спутанные космы с кольцами и амулетами упали на дно лодки.

– Я их для тебя сберегу, – сказал Голл.

– Они мне больше не нужны.

Бершад взял обрывок лески и плотно примотал к бедру нож. Брать с собой что-нибудь еще из оружия не имело смысла: если не хватит ножа, то без божьего мха все равно не выжить.

– У пристани пришвартованы лодки под сносными парусами, – сказала Керриган. – Как выручишь друзей, постарайтесь уйти до рассвета. Мой корабль будет ждать вас до полудня. Если все пройдет успешно, я хочу, чтобы королева Альмиры точно знала, кто ее освободил.

– Ясно, – отозвался Бершад.

Он вскарабкался на борт шлюпки. Обе ноги пронзила резкая боль. Бершад выругался, отступил на шаг.

Голл озабоченно посмотрел на него:

– Как по-твоему, ты справишься?

– Нет, – ответил Бершад.

Он нырнул в студеный океан и поплыл к берегу.

Эшлин

Остров Призрачных Мотыльков, подземный ярус полигона

Эшлин упала на что-то мягкое и влажное, скатилась с него и ударилась коленом о камень. Люк над головой захлопнулся. Эшлин осталась в темноте.

Нет. Не в темноте. Точнее, не в полной темноте. Пол и стены источали голубовато-зеленое сияние. Эшлин подползла к ближайшему источнику света и рассмотрела его. Биолюминесцентный гриб размером с кофейник. Такие же грибы росли в саду Касамира.

Эшлин хорошо знала, как вести себя в пещере, поэтому опустилась на пол, скрестила ноги и просидела неподвижно минут десять, давая глазам привыкнуть к темноте и используя все остальные чувства, чтобы исследовать обстановку. Спертый воздух был влажным и теплым, как в парнике. По углам что-то шуршало и шевелилось – наверное, крабы и пещерные жабы.

Шагах в двадцати от Эшлин вырисовывалось что-то побольше. Эшлин всмотрелась в сумрак, пытаясь сообразить, валун это или что-то еще. Когда она наконец четче разглядела очертания, то у нее заколотилось сердце.