– А почему он назвал тебя дураком? – полюбопытствовал Юджин.

Рэймонд пожал плечами:

– Понятия не имею. Ты заказал ведра, Барт?

– Нет, ты же говорил, что сам этим займешься, – удивленно ответил тот.

– Ах да! – спохватился он, слегка покраснев. – Забыл.

– Так проходит земная слава! – воскликнул Конрад, засовывая в рот хлеб с маслом. – Запишите это где-нибудь! Наш великий педант Рэймонд наконец о чем-то забыл! Продолжай в том же духе и скоро станешь нормальным человеком!

Рэймонд натянуто улыбнулся и ушел.

– В этом доме гнетущая атмосфера, – вздохнул Обри. – Вы, вероятно, уже привыкли, но по сравнению с моей миленькой квартиркой это просто какой-то кошмар. – Он махнул холеной рукой. – Нет, тут не витает какой-то зловещий дух, поскольку подобные утверждения чреваты непредвиденными последствиями. Однако все вы кажетесь мне слишком уж большими и зыбкими!

– Ты абсолютно прав! – поддержала Чармин. – И как ты можешь это объяснить?

– Никак, милая. И даже не стану пытаться. Данное место вызывает у меня отторжение. Есть нечто удручающе непристойное в необузданных всплесках сильных эмоций, не так ли? Ах нет! Как же я забыл! Ты только что продемонстрировала нам, что не разделяешь подобную точку зрения.

Когда Юджин, завидовавший острому языку Обри и его успехам на литературном поприще, попытался вступить с ним в словесную дуэль, Фейт встала и незаметно вышла из комнаты.

Проходя через холл, Фейт заметила, что у главного входа стоит взятый напрокат автомобиль, на котором приехал Финис. Удивившись столь неожиданному визиту, она не стала размышлять о его причинах. Пульсирующая боль в висках сковывала железным обручем голову. Кожа на лбу натянулась, онемела, и, поднимаясь по лестнице, Фейт провела по нему рукой, пытаясь облегчить боль. Придя к себе, она села у окна, сложив на коленях руки и чуть постукивая по ним кончиками пальцев. Перед глазами у нее все еще стояла картина ссоры Пенхаллоу с Чармин, их резкие голоса и побелевшее от ужаса лицо Клэя. Фейт вспомнила, как дрожали его руки, когда он ставил на стол чашку, и ее внезапно пронзила мысль, что им нельзя оставаться в Тревеллине. Клэй бросил на нее умоляющий взгляд, который заставил ее вспомнить, как в детстве он искал у нее защиты. Несмотря на свою показную высокомерность и независимость, он все еще остается ребенком, пребывающим в наивной уверенности, что мать может защитить его от любых неприятностей и угроз. Материнская любовь всегда придавала Фейт силы, и она бесстрашно бросалась на защиту сына, когда тот страдал от нападок братьев или самого Пенхаллоу. И сейчас она просто обязана пойти ради него на все.

Фейт стала намечать план действий. Сначала решила, что им надо как можно скорее бежать из Тревеллина, и даже принялась обдумывать детали побега. Но вспомнила, что денег у нее нет и к тому же Клэй несовершеннолетний, а это означает, что Пенхаллоу вернет его через суд. Вряд ли им удастся спрятаться от него – он выследит их просто из охотничьего азарта.

Фейт сидела, уставившись в одну точку и нервно перебирая пальцами. Она мучительно искала путь к спасению. Но каждый вариант неизбежно возвращал ее к огромной расписной кровати, на которой возлежал Пенхаллоу, сотрясаясь от смеха над ее жалкими попытками ускользнуть от него.

Эта картина была столь яркой, что лишила ее сил сопротивляться. Все планы обречены на провал – Пенхаллоу с легкостью разрушит любые замыслы. Он всегда внушал Фейт страх, теперь же приобрел в ее воображении поистине сатанинский облик.

Голова раскалывалась от боли, Фейт была настолько измождена бессонницей, что в последнее время была вынуждена увеличить дозу веронала до тридцати капель. На днях она послала Лавди в Лискерд, чтобы та купила в аптеке еще один пузырек. Лавди слабо запротестовала, пытаясь убедить хозяйку не травить себя, а лучше обратиться к доктору Рейму, который моложе Лифтона и, как утверждают, очень опытный врач. Но Фейт отказалась, отчасти по причине ее вероломного намерения женить на себе Барта, но больше из-за того, что недолюбливала доктора Рейма и была уверена, что без снотворного ей не обойтись. В общем, рядом со старым пузырьком на полке появился новый. Взглянув на него, Фейт похвалила себя за предусмотрительность: если головная боль не утихнет, придется вскрыть его сегодня же ночью. Если бы не Клэй, она с удовольствием вылила бы его целиком в стакан и одним залпом покончила со своими мучениями.

Эта идея, которую Фейт поначалу не рассматривала всерьез, вдруг приобрела иной смысл. Она посмотрела на пузырек, и сердце сильно заколотилось. Никто никогда не узнает. Мысль, прокравшись в ее мозг, прочно засела в нем. Доктор Лифтон сказал, что Пенхаллоу при подобной нагрузке долго не протянет. Поэтому он вряд ли удивится, если тот неожиданно умрет, поскольку не раз предупреждал о последствиях столь неразумного поведения больного. Все, несомненно, заметили, что в последние недели Адам сильно сдал, а при таких излишествах дальше будет только хуже. И хотя Клара и остальные утверждают, будто он переживет любого, несмотря на свой губительный образ жизни, им придется признать, что они ошибались.

Фейт придумала способ, который поможет ей приблизить кончину Пенхаллоу. Странно, что это не пришло ей в голову раньше. Адам не будет страдать и даже не узнает, что выпил лекарство, ведь когда он в подпитии, а это случается с ним практически ежедневно, то заглатывает виски залпом. А раз он ничего не почувствует, значит, и винить ей себя не за что. Фейт не раз слышала, как муж проклинал свое теперешнее существование, утверждая, что лучше умереть, чем жить развалиной. Она не принимала его высказывания за чистую монету, однако они могли сгодиться для оправдания ее поступка.

В общем, все сходилось на том, что иного выхода у нее нет.

Вечером, когда из комнаты Пенхаллоу уносили подносы с напитками, Рубен вынимал из шкафа и ставил рядом с кроватью графин с виски. Он старался наливать туда меньше, чтобы ограничить неуемные аппетиты хозяина. Утром графин всегда был пустым, и можно не опасаться, что кто-то выпьет подмешанное в виски снадобье. Пенхаллоу никогда не угощал других из своего личного запаса и начинал прикладываться к графину, лишь оставшись один.

Сегодня он решил выйти к столу. За ужином обязательно объестся и напьется, придет в возбуждение и окончательно измотает себя, как обычно бывает с ним на подобного рода пиршествах. И никто не удивится, если после возлияний утром его найдут мертвым!

Фейт знала, что Марта, воспользовавшись отсутствием хозяина, навела в его спальне порядок: подмела пол, вытерла пыль и убрала кровать. И теперь вряд ли кто-нибудь зайдет к Пенхаллоу до его возвращения. Ей остается только зайти туда, когда в этой части дома никого не будет. Перед ужином, когда семья соберется в Желтой гостиной, чтобы выпить хереса, а Рубен и Джимми будут накрывать стол в столовой, Фейт незаметно спустится по задней лестнице в небольшой холл, куда выходит спальня Пенхаллоу. Все, что ей нужно сделать, чтобы освободить себя и других, – подойти к угловому шкафу и, открыв его, вылить в графин содержимое маленького пузырька. Какое же это преступление? Проблемы, нависшие над семейством Пенхаллоу, решатся одним движением руки. Невыносимому гнету будет положен конец, и в Тревеллине воцарятся мир и благополучие.