Я подобрал с пола три первых попавшихся под руку коробочки в кейсах и внимательно осмотрел каждую из них. И хоть кейсы выглядели поблекшими и потертыми, как обложки зачитанных до дыр книг, разобрать, что нарисовано и написано на упаковках, было еще можно.

Первый кейс украшало изображение спиралевидной галактики – картинка, похожая на ту, что я встречал в «Хрониках» Паоло Бертуччи и еще в паре древних книжек. «Путешествие через Вселенную» – гласила надпись, нанесенная прямо поверх картинки. На тыльной стороне кейса имелся еще какой-то пояснительный текст, однако прочесть его уже не удавалось.

«Тропический рай» – было написано на затертом кейсе второго носителя. Под надписью угадывался рисунок морского побережья: прибой, песок, пальмы и маленькая соломенная хижина. Сказать по правде, для полноценного рая чего-то все же недоставало.

Пояснительный заголовок третьего носителя был написан на неизвестном мне языке. Правда, картинка на кейсе вносила некоторую ясность: множество закованных в латы древних воинов сошлись в битве на фоне высоких гор. Оценить подлинный масштаб сражения по такому маленькому рисунку не представлялось возможным, но, судя по всему, движущаяся картина на носителе должна была поражать воображение своей грандиозностью.

– Этот носитель, к сожалению, неисправен, – пояснил Пророк, увидев, что я рассматриваю изображение рыцарской баталии. – Как и еще несколько. Машина Максюты просто не желает показывать, что нарисовано на диске. Или начинает показ, но вскоре внезапно прерывает его. Что поделаешь, ведь этим картинам уже не одна сотня лет… – После чего украдкой обернулся на стоявшего неподалеку и погруженного в раздумья Торвальда (погруженного настолько, что мне даже показалось, будто конунг заснул на ногах) и вполголоса попросил: – Сделай мне одолжение, Хенриксон, заряди в машину вот этот носитель. – И он указал на «Путешествие через Вселенную», которое я собрался было отбросить в общую кучу. – Знаешь, очень хочется в последний раз взглянуть на это бесподобное зрелище. Вот увидишь, там есть чем полюбоваться…

Я с недоверием глянул на Пророка, после чего вынул из кейса носитель и изучил его повнимательней. Без футляров все они были похожи друг на друга, как патроны одного типа. Носители отличались лишь содержимым, но выяснить, каково оно, можно было только практическим путем. Вороний Коготь на сей счет никаких распоряжений не давал – видимо, его интересовал лишь принцип работы машины, а не то, что она будет при этом демонстрировать. Я пожал плечами: ладно, пусть будет «Путешествие…». У меня тоже отсутствовало желание смотреть перед смертью на жутких монстров из Преисподней. Кто знает, не встречусь ли я с ними в скором времени наяву?

Как только затарахтел дизельный генератор и на приборной панели аппарата Максюты засветились индикаторы, датчане сразу же оттащили Пророка подальше от грузовика, а затем, повинуясь команде Фенрира, сами отступили на безопасное расстояние. Грузовик, диковинная машина и я очутились в центре пустого пространства, словно на цирковой арене. На меня было устремлено несколько сотен пар глаз – надо сказать, не слишком приятное ощущение для человека, всю жизнь избегавшего находиться в центре внимания. Даже сейчас, когда перед моим взором маячил навязчивый образ окровавленной секиры, я ощущал себя под пристальным вниманием публики не в своей тарелке. Приговоренный к смерти, который во время публичной казни впадает в смущение перед толпой, – сроду бы не подумал, что такое бывает.

– Начинай, Хенриксон! – прокричал мне издалека Вороний Коготь. – Кому говорят! Заснул, что ли?!

Управляться с пультом одной рукой было неудобно, поэтому я снял перевязь, морщась от боли, слегка размял руку, после чего подключил к работе и ее. Щель, куда следовало вставлять носитель, подсвечивалась изнутри красноватым светом, моментально сменившимся на зеленый, как только в нее провалилась коробочка с диском. Сразу вслед за этим раздались едва слышные шумы автоматически запустившихся механизмов. На пульте заморгали огоньки индикаторов, отчего я на мгновение растерялся, но быстро вспомнил наставления Пророка и приступил к делу. Подсветка кнопок также меняла свой цвет после того, как я на них нажимал, и вскоре почти весь пульт замерцал приятным глазу зеленым светом. Все пока шло, как и предполагалось, хотя в моем незавидном положении можно было радоваться любому исходу эксперимента. Погибнуть от удара током было бы даже в какой-то степени приятнее, чем под секирой обезумевшего конунга.

Но самое любопытное началось чуть погодя. Едва индикаторы закончили перемигивание и загорелись однообразным ровным светом, как послышался приглушенный нарастающий гул и шипастая сфера, что венчала эту конструкцию, стала раскручиваться, медленно набирая обороты. Пять расположенных под сферой чаш, из-за которых я поначалу принял машину Максюты за фонтан, загудели низким вибрирующим басом, отчего дощатый кузов завибрировал вместе с ними. Я находился всего в шаге от ожившего механического чудовища и потому сразу же испытал вполне естественное желание отбежать от него подальше. Однако мысль о том, что убегать придется навстречу другому чудовищу, которое прикончит меня с гораздо большей вероятностью, заставила совладать с порывом страха и остаться у пульта.

Сфера между тем раскрутилась до такой степени, что усеивающие ее шипы замелькали со скоростью зубьев циркулярной пилы. Разогнавший сферу мотор набрал необходимые обороты и заработал ровно, практически беззвучно. Чаши также прекратили вибрировать, и сейчас от них исходил непонятный звук, напоминающий шипение тонкой струйки пара. Я и остальные находившиеся на площади настороженно следили за машиной Максюты, приготовившись к любым сюрпризам.

А затем случилось то, что превзошло мои самые смелые ожидания, поскольку ничего подобного рассудок нормального человека вообразить попросту не смог бы…

Первым моим ощущением от знакомства с машиной Максюты был шок. Представьте себе, что рядом с вами вдруг разрывается артиллерийский снаряд, а вы при этом остаетесь абсолютно целы и невредимы, разве что слегка оглушены грохотом взрыва. А огонь, осколки, ударная волна – все это неким чудесным образом облетает вас стороной, не причиняя никакого вреда. Поэтому неудивительно, что после запуска движущейся картины, больше похожего на взрыв, нежели на начало массового представления, мне потребовалось несколько секунд, дабы осознать, что я жив-здоров, а не разорван на мелкие куски случайно залетевшим на площадь Святого Петра снарядом.

Говоря «движущаяся картина», я донельзя утрирую то действо, которое развернулось этим ранним утром в небе над Ватиканом. Перед тем как включить машину, создающую миражи, я вспомнил все истории о киевской трагедии, что мне доводилось выслушивать, и заранее подготовился к тому, что увижу. Воображение рисовало картины, похожие на северное сияние, которое я не однажды наблюдал в небе над Петербургом. Разве только, думал я, на сей раз вместо светящихся цветных разводов мне придется увидеть такие же по масштабу изображения, созданные человеком, а затем при помощи электричества и света перенесенные на небосвод. Не знаю, кому как, а мне было вполне по силам заставить свою фантазию родить нечто подобное.