этого не понимаю, – согласился Кэрролл. – Мистер Икс, вы повторяли это много раз, но так ничего и не объяснили.

– Но это ведь ключ ко ВСЕМУ, – произнес голосок из кресла. Кэрролл и Дойл в один голос потребовали разъяснений, и даже Понс, тявкая из угла, казалось, спрашивала о том же самом. – Ваше преподобие, вы могли бы еще раз изобразить этот знак?

– Держите, вот вам бумага, – предложил Дойл.

Кэрролл еще раз блеснул талантами геометра и рисовальщика.

– Ну разве вы не видите? – вопросил мистер Икс.

– Мы по-прежнему не видим, – признал Дойл.

– Это потому, что вы стараетесь увидеть глазами.

– Ну а чем же еще?

– Ушами.

Кэрролл с Дойлом обменялись непонимающими взглядами.

– Смотреть ушами! – недоуменно воскликнул Дойл и снова принялся строчить в тетради.

– Мисс Мак-Кари, могу я использовать вас для простенького невинного эксперимента? – попросил мой пациент. – Карандаш и бумага у вас с собой? Пожалуйста, нарисуйте черточку, а потом круг. В таком порядке.

– Круги у меня получаются так себе, – предупредила я, принимая еще один листок из тетради Дойла.

– Уверен, недостаток ваших художественных способностей нам не помешает.

Я сделала то, о чем просил мой пациент. Придерживая тетрадку, нарисовала линию.

А рядом я попыталась изобразить окружность.

Я догадалась, еще даже не закончив рисунок.

– Ох, – сказала я.

– Но это – не Знак, мистер Икс, – разочарованно протянул Дойл.

– Нет, это не Знак, – согласился мистер Икс. – И да, это Знак. Я понял это по описанию его преподобия: одна черта, один круг. Такова основа. Остальное не имеет значения. Мое имя – это «десять» для древнего римлянина и «икс» для математика Доджсона. Точно так же ваши сны были снами и в то же время не были снами. А истина – это другое имя лжи, реальность – псевдоним фантазии, Льюис Кэрролл – в то же время и Чарльз Доджсон, невинность может быть извращенной, а извращенность – невинной. Они избрали для своей группы такой знак, потому что в нем содержится вся их мощь: это десятка, и в то же время это не десятка. Точно так же эти люди понимают, что реальность может меняться, потому что она содержит в себе противоположные реальности. Основа театра Десяти – замена одной реальности на другую. Я тоже основывал свои действия на принципе этого Знака, планируя одну имитацию смерти за другой так, чтобы сорвать маску с Эндрю Марвела. Я подменил одну реальность другой. И вот, судите сами: Знак в каком-то смысле одержал над ними победу. Как только его преподобие впервые его описал, я понял, что его рассказ правдив. Знак Десяти просто не мог выглядеть никак иначе.

Дойл пришел в восхищение. Два удара по бумаге.

– Невероятно! Теперь, когда я понял, все это кажется мне таким простым!.. Все так очевидно и вместе с тем так глубоко! – Дойл обхватил рукой подбородок. – И все-таки десять – это слишком много… – Дойл оглядел всех нас, поочередно, и глаза его озарились новой идеей. – Мистер Икс, вы гений! – И он быстро что-то записал.

По счастью, и Кэрроллу, и Дойлу хватило чуткости понять, что они здесь лишние. Может быть, они прочли это по моему лицу. Дойл поспешил откланяться. Кэрролл приветливо улыбнулся и объявил, что задержится в Кларендоне еще ненадолго. Он не работает, и у него есть стойкое желание помочь в уничтожении группы, которая воспользовалась его фантазиями для безжалостного истязания девочек. Помолчав, Кэрролл добавил:

– Эти две недели… они многое нам открыли, мисс. И не все открытия были приятны.

– Они были необходимы, – сказала я.

Мы улыбнулись друг другу. Кэрролл вышел с задумчивым видом. Он и теперь не слишком мне нравился, но я была рада увидеть свет, который снова мерцал в его серых глазах.

Как только дверь закрылась, мистер Икс принялся ликовать по поводу своего великого триумфа.

– Теперь у гидры одной головой меньше! Пришлось заплатить немалую цену, но дело того стоило…

– Я рада за вас.

– «За вас» – это не совсем выражает суть… – лукаво поправил мистер Икс. – Моей радости достанет на трех таких, как я. А вы – радуйтесь за всех, кто выжил благодаря моему плану.

– Я радуюсь за всех.

– Включая и вас, – добавил он.

– Включая и меня.

– А кажется, что вы не слишком включены.

– Я действительно радуюсь. Ваш план увенчался триумфом, и я вас поздравляю.

– Поздравлять меня не обязательно, сегодня ведь не мой день рождения, – проворчал мистер Икс. – Если желаете сделать нечто полезное, отправляйтесь на кухню и скажите, что сегодня я не буду ужинать. Я полностью посвящу себя Паганини… Да, а позже я хотел бы поговорить с мистером Арбунтотом. Он оказал неоценимую помощь, и я хочу, чтобы наше сотрудничество продолжилось.

– Я передам ваши указания Сьюзи Тренч, сэр.

– Что вы сказали?

– Я подаю в отставку с должности вашей личной медсестры.

Я заранее продумала, что может произойти после этих слов. Одной из предполагаемых возможностей было молчание. Я угадала.

Кресло как будто опустело, в нем осталась только маленькая фигурка. Детская игрушка.

Мне тоже не хотелось ничего говорить, но такого он не заслуживал.

Сьюзи рассказала мне, как кричал мистер Икс, услышав, что я якобы умерла, и хотя это был притворный вопль, я знала, что в нем содержалась и часть его непритворной боли.

Вот что заставило меня говорить.

– Я уже предупредила остальных медсестер и доктора Понсонби.

– Мисс… – произнес он наконец.

– Вечером приедет экипаж. – Я перебила моего пациента, потому что, не выскажи я все одним махом, я бы расплакалась над ковром. – Я хотела вам сказать… Мне было очень приятно… было большой честью ухаживать за вами все эти месяцы, мистер Икс.

– Мисс Мак-Кари…

– Я уже уложила вещи. Я возвращаюсь в Лондон, к моему брату. Его я тоже известила, Джимми послал ему телеграмму. Разумеется, я не собираюсь задерживаться в его доме, мне удалось кое-что накопить, я могу жить в пансионе. Там мне будет хорошо.

– Все это – такой женский способ требовать извинений? – поинтересовался мистер Икс. – Ну так вот они: приношу свои извинения, что скрыл от вас ваше участие в плане, благодаря которому мы сумели уничтожить опасного убийцу и помешали ему пытать и убивать всех обитателей этого дома.

– Мне не нужны ваши извинения.

– А я не должен их приносить, – ответил человечек. – Я не совершил ни единой ошибки. Если бы я открыл вам план, ваше поведение вызвало бы