— Как будем делиться? — спросил он.

— Боюсь, что никак, — ответила Джанет и придвинула кофе к себе. — Это у меня сегодня первая чашка.

Я сел напротив и приступил к церемонии представления.

— Джек Сэмпсон, мой главный художник, — сказал я, кивнув в сторону лысого грузного мужчины около сорока пяти лет, безмятежно жевавшего рогалик, густо намазанный плавленым луковым сыром. — Он давно намеревается сесть на диету… Всегда — с завтрашнего дня.

— Я предложил бы вам половину моего рогалика, — сказал Джек. — Ноу меня возникло впечатление, что вы не из тех, кто довольствуется половиной.

— Вы не ошиблись, — улыбнулась Джанет.

— А этот накачанный тип, завсегдатай тренажерных залов, что расхаживает у меня за спиной — Тим Карлин, — продолжал я. — Большинство наших текстов и слоганов он сочиняет, когда поднимает штангу в спортзале на Вест—Сайде.

Тим поднял большую пластиковую бутылку сока папайи, как будто хотел чокнуться, Джанет кивнула ему в ответ.

— А со мной вы разговаривали по телефону, — представился я. — Меня зовут Гейб, и весь этот сброд оказывает мне честь, позволяя управлять заведением.

— Еще две недели, и здесь свершится переворот, — объявил Джеф. — А тогда управлять агентством буду, конечно же, я. Так что вам лучше еще раз подумать, не поделиться ли со мной кофе.

— Пожалуй, я все же рискну, — ответила Джанет, поднося чашку к губам.

— Я, должно быть, забыл прочитать записку, — вмешался Тим. — Что она здесь делает?

— Ты никогда не читаешь записок, — сразу отозвался Джек. — А если бы прочел, то знал бы, что эта молодая леди — новый топор, который Гейб решил завести, чтобы нагнать на нас страху. В смысле работы.

— Они всегда бывают излишне раздражительны перед ленчем, — объяснил я, взглянув на Джанет. — Это от голода. Если же говорить серьезно, то наш поезд немного отстал от расписания. Хуже всего положение с заказом «Дженерал моторе» — осталось менее двух месяцев, — да и с рекламой «Компак» тоже неплохо было бы поднажать.

— И вы, насколько я понимаю, тот самый человек, который предоставит нам все недостающее, верно? — осведомился Джеф.

— Предоставлю–предоставлю, главное, чтобы вы потянули, — ответила Джанет.

Я сидел и смотрел, как моя компания все активнее перекидывалась с Джанет шутками. Таков был ритуал, которым они сопровождали принятие кого–то в свой круг. Я предложил ей работу с полной занятостью, но она отказалась. Ей нравилась жизнь внештатника, возможность часто переходить с места на место и право решать самой, с кем работать, а с кем нет. Остаться у нас она решила на три месяца; этого было достаточно, чтобы помочь нам войти в график. Она была умна, имела огромный запас наработок и, на мой взгляд, вполне подходила для любого, даже самого крупного агентства.

— Почему когда мы берем нового сотрудника, я всегда узнаю об этом последним? — раздраженно спросил меня Генри Джекобе, менеджер по кадрам. Он стоял передо мной с недовольным видом, руки в боки.

— Потому что ты всегда говоришь мне, что мы не можем позволить себе взять новых людей.

— Говорю потому, что мы и впрямь не можем. — Генри раздосадованно мотнул головой. Но ведь ты все равно берешь людей. Раз так, то зачем тебе держать кадровика? Подумай.

— Ты у нас единственный, кто знает, какие супы по каким дням бывают в «Баз’н’бургер». — А без такой информации я не мог бы управлять этой компанией.

Анджело сдержал свое слово. Я остался в полном одиночестве. Я покинул свою комнату над баром и действительно сразу же получил множество уроков, связанных с добыванием ссуд на оплату обучения в колледже, постоянной необходимостью подрабатывать где придется, житьем в крошечных, но непомерно дорогих квартирах и со всем прочим, связанным с отсутствием крепкого тыла. Я выбрал не самое подходящее время для того, чтобы включиться в самостоятельную жизнь. Страна переживала сильный экономический спад. Процентные ставки по кредитам через некоторое время взлетели до умопомрачительного уровня в 21,5 процента, инфляция достигла 12,4 процента, а президент Джимми Картер, по–видимому, был совершенно неспособен хоть как–то повлиять на ситуацию. Приходилось всерьез бороться за выживание, но было в моей новой жизни и такое, что меня очень радовало. Хотя мне и доводилось порой тосковать по нервному напряжению и ощущению власти, связанным с моей прежней жизнью, но я сумел отречься от темных теней старого мира, прах которого отряхнул со своих ног. Меня с детства учили ненавидеть мир обычных людей. Мне говорили, что там царит предательство, что тамошние законы создаются для того, чтобы их не исполняли, и что достичь успеха в этом мире можно лишь путем использования таких средств и приемов, на которые решится мало кто из самых закоренелых преступников. «Нужно внимательно следить за каждым своим шагом, — много раз говорил мне Анджело. — Парень, которого ты считаешь своим добрым другом, на самом деле только и дожидается момента, чтобы наступить тебе на голову и продвинуться по службе. Ты рвешь себе жилы на работе, а какой–нибудь поганый подхалим втирает боссу очки и получает кредит, на который ты рассчитывал».

«Очень похоже на то, чем занимаешься ты, — как–то раз ответил ему я. — Лично я не вижу разницы».

«Разница в том, что здесь, у нас, ты всегда держишь такие вещи под контролем. Ведь от нас именно этого и ожидают. А когда попадаешь туда, в офисы, в богатые кабинеты, где на стенах висят красивые дипломы, то ждешь, что там правила будут совсем другими. Ан нет! Поверь мне, никто из них ничем не лучше любого бандита. И если кто–нибудь попытается доказать тебе, что это не так, не верь ему».

Хоть я и был счастлив, что живу новой жизнью, но все же сильно скучал по Анджело. Мне недоставало общения с ним, мне частенько хотелось спросить у него совета, но он наглухо закрыл все двери, которые разделяли нас с ним. На протяжении этих лет я несколько раз пытался увидеться с ним, но всякий раз кто–то из его парней отправлял меня прочь. Как любого совершенно постороннего человека.

Но я также сознавал, что не полностью свободен. У меня не могло быть полной свободы, пока Анджело жив. Я достаточно долго жил рядом с ним, чтобы понимать, что он в любой момент может совершить еще один шаг. Я не представлял, когда это случится и с какой стороны ждать удара, но знал, что постоянно должен быть начеку. Один из самых важных уроков, которые я получил от него за прожитые совместно годы, накрепко врезался мне в память: не своди глаз с гангстера, который хочет, чтобы ты считал его слабым. Именно тогда он опаснее всего.

Я прошел положенный карьерный путь в агентстве и теперь, через четыре года после окончания колледжа, стал хозяином быстро развивавшейся фирмы, в которой работало десять человек. Начальный капитал не оказался проблемой. Если от Анджело никакой финансовой поддержки ждать не приходилось, то Пуддж оставил мне в наследство активный трастовый фонд солидной величины, из которого мне разрешалось брать деньги, если я мог обосновать потребность. Мне было даже приятно, что именно Пуддж пусть и с того света снабжал меня деньгами, которые помогали мне сохранять свободу от Анджело. Остальные деньги я получил в виде ссуды из банка, специализировавшегося на кредитовании молодых компаний. Я был одержим идеей создать свою команду, способную придумать, чем заполнить тридцатисекундную паузу в радиопередаче или разворот многокрасочного глянцевого журнала. Я нанимал мужчин и женщин, способных не только выполнять работу, которую я им поручал, но и получавших от этого удовольствие. Я хотел, чтобы мои сотрудники были искренними в своем отношении к работе и старался свести к минимуму всякую внутреннюю политику, интриги и слухи. Я гордился своей группой, и мы быстро перешли от мелких заказов местных торговцев к исчисляемым шестизначными суммами контрактам с большими корпорациями. Это была хорошая работа и безопасное убежище от пугающего взгляда Анджело.