Подчеркнуто произнеся слово дрожать, принц заколыхался всем многослойным жирным телом, и все его складки затряслись. Рафигу было не до смеха, он только серьезно кивнул:

– Ты хочешь, чтобы я передал Досту эти слова?

– Ты же видел мой завод, Рафиг. И знаешь, как я силен. Можешь говорить ему, что хочешь. – Принц нахмурился, его нижние веки почти закрыли маленькие свиные глазки. – Если ты думаешь, что это ему понравится.

Но прежде чем Рафиг ответил, по долине прокатился звук, похожий на эхо от грома. И тут же раздалась серия резких ударов по крыше над ними. Рафиг перевел взгляд на окна и дверь в восточной стене и увидел, как сверху лавиной сыплются осколки красной черепицы.

Исса хунак.

В мгновение ока Рафиг очутился за пределами цеха. Огромная черная тень скользила по долине. Рафиг хотел убежать и даже решил сделать прыжок, но одна мысль была у него в голове: что эта тень его поглотит. И вот тень накрыла его. Он почувствовал озноб – остаточное явление после прыжка сюда, потом поднял голову, и у него отпала челюсть.

Над его головой медленно пролетал гигантский воздушный корабль. Он летел достаточно низко, и, когда Рафиг поднял голову; он разглядел не только людей в серебряных одеждах, но и отдельные доски его обшивки. На корме корабля он увидел две пары вращающихся лопастей, двойные дымовые трубы и над ними два руля, установленные на огромном кормовом крыле.

Воздушный корабль начал не спеша разворачиваться. Рафига ослепил солнечный свет. Он упал на колени и закрыл глаза ладонями.

«Если я не вижу, я не могу прыгать. Атаракс, не дай слуге Доста попасть в паутину, сотканную для обольщения других».

Он убрал ладони, но в глазах еще плавали красные круги, правда, они быстро растаяли.

Их сменило нечто другое – круглое и сердитое – это Аграшо проталкивался через толпу гуров.

– Что здесь творится, Рафиг? Ты просто их шпион! Ты шпион илбирийцев! – Аграшо выхватил из-за пояса кинжал и поднял его над головой. – Гуры никогда не будут снова в подчинении!

Зарычав, Рафиг ударил Аграшо по его обширному животу. Принц хрипло закудахтал и шлепнулся на свои огромные ягодицы. Голубые шелковые штаны лопнули по швам, а золотая шелковая туника разорвалась по бокам от пояса до подмышек. Вскочив с колен, Рафиг выбил кукри из руки Аграшо, схватил его за черные волосы и поднял на ноги.

– Как бы ты ни боялся илбирийцев, Аграшо, Доста советую бояться намного больше.

Пульсирующий рев моторов воздушного корабля заполнил долину: корабль летел опять на север. Из левого борта корабля торчали пушечные стволы и выбрасывали дым и железо. После залпа исчезли целые сектора крыши завода и куски верхних стен. Выстрелы из пушек срезали столб дыма над заводом, как жнец срезает стебли пшеницы. Кирпичные трубы медленно зашатались и рухнули, разлетаясь на куски и снося восточную стену завода.

Воздушный корабль в небе немного накренился на правый борт, но быстро выпрямился. Еще один залп обрушился на корпуса завода сквозь дым и облако пыли. В небо взвились языки пламени: это выстрелами из пушек разрушили тигель, в котором шла плавка. Огромный тигель перевернулся и выплеснул волну расплавленной стали на пол завода. Расплавленный металл потек, оставляя за собой горящие островки, и когда волна дошла до края фундамента завода, металл пролился стальным дождем на землю.

Вместе с храбростью исчезла и вся бравада Рафига Хаста, которую он собрал, чтобы напугать Аграшо. Разжав ладонь и отпустив жирные волосы Аграшо, гелансаджарец уставился на крышу длинного барака, стоящего позади кузниц, и одним прыжком перенесся туда. Дрожа, он приземлился, и тут же черепица крыши сдвинулась и заскользила под его ногами, и Рафиг упал на колени. Ноги, вплоть до колен, пронзила боль, но он прыгнул и зацепился за стропила крыши, ему удалось повиснуть. Со свистом дыша сквозь зубы от напряжения, он подтянулся и обернулся посмотреть на завод.

Со своего наблюдательного пункта он видел, как два залпа воздушного корабля обрушились на кузницы и превратили их в осколки. Маленькие домики взорвались, и готовое оружие разлетелось по воздуху, как щепки, захваченные бурей. Потом воздушный корабль развернулся на юг и взорвал заводские склады, превратив их в развалины с торчащими из них перекрученными балками.

Когда воздушный корабль развернулся и нацелился на бараки, Рафиг понял, что илбирийцы в высшей степени добросовестны. Он сделал прыжок далее вдоль долины на верхушку угольной горы. Грохот пушек дал знать, что позади него бараки разлетелись в щепки. Огромные бревна с расщепленными концами рассыпались и поскакали по земле, обломки потоньше взлетали вместе с облаком пыли или сгорали.

Рафиг наблюдал, как с воздушного корабля спустили веревки и по ним на землю карабкались люди в серебряных доспехах. Спустившись, они начали обыскивать развалины. Он не был уверен, что именно они рассчитывали отыскать, но не ему критиковать воинов, реализующих свое право на захват добычи.

«Если, конечно, что-то осталось настолько целым, чтобы стоило воровать».

Наблюдая за их действиями, он сравнил свое первое впечатление от долины с тем, что видел сейчас. Разрушение завода и его подсобных помещений было полнейшим. Имея в своем распоряжении тысячу людей, он не смог бы так начисто снести с лица земли деревню даже за целый день. А тут илбирийцы за полчаса стерли в порошок то, что строилось целых два года.

Рафиг улыбнулся при виде того, как илбирийские солдаты подгоняли толстого коротышку к клетке, опущенной из трюма корабля.

– Может, илбирийцы и будут дрожать при упоминании твоего имени, Arpa-шо, но не я. Не Дост.

Его веселье сразу погасло, когда он бросил последний взгляд на дымящиеся руины.

«Хорошо, что ты вернулся, мой Дост».

Рафиг пристально посмотрел на север и подготовился перемещаться домой – сообщить, что видел.

«Наступили ужасные времена, и только ты можешь нас спасти».

Где-то далеко колокол отбивал каждый час. В камере шуршали крысы. Кроме этих звуков, в подвалах Пиймока царила тишина. Собеседник Малачи так и не вернулся в свою камеру, и ощущение одиночества плохо сказывалось на жреце Волка. Забившись в угол камеры, он чувствовал себя единственным человеком на земле.

Умом Малачи понимал, что это не так. Острое чувство одиночества и потребность действовать мучили его. Это ощущение усугубляли голод, ожоги, усталость и разочарование. У него был долг перед этирайнами, оказавшимися в Гелоре, и перед Достом, но он чувствовал, что слишком слаб и истощен, чтобы предпринимать какие-то действия.

После молитвы он понял, что все не так плохо. С самого начала его выбрали для Сандвика, потому что он умел обращаться со многими очень сильными заклинаниями. Он получил квалификацию аэромансера и мог бы стать этирайном, но сам выбрал себе назначение – вести разведывательную деятельность в Лескаре в пользу Илбирии. Полученная подготовка научила его таким заклинаниям, которыми он мог бы воспользоваться, имея соответствующие орудия, чтобы выйти из этой темницы.