– В имеющихся источниках никаких сведений о Неелове нет.

– Откуда у вас такая уверенность?

– Когда училась в педагогическом институте, писала курсовую работу об Артынове, так что литературу о нем изучила досконально. Особенно меня интересовали древние рукописи, которые побывали в его руках, а затем исчезли. В частности – так называемый Мусин-Пушкинский сборник, найденный Артыновым, как он утверждал, под клетью Никольской церкви в Угодичах вместе с архивом Мусиных-Пушкиных. Существовал ли этот сборник в действительности – неизвестно, при каких обстоятельствах пропал – тоже не совсем ясно. Сам Артынов рассказывал, что в Угодичи приезжал с ревизией чиновник Ярославской палаты государственных имуществ Надежин, который якобы и увез рукопись вместе со всем сельским архивом на многих возах. Позднее, когда палату госимуществ ликвидировали, принадлежавшие ей бумаги продали Ярославской бумажной фабрике с аукциона на переработку. Тогда будто бы Мусин-Пушкинский сборник и погиб.

– Похоже, вы не очень-то доброжелательны к Артынову? – Я заглянул Марине в лицо.

– Я скептически отношусь ко всем его сообщениям, и для этого есть серьезные основания. Хотя исследователи и выяснили, что такой чиновник Я.А. Надежин действительно существовал, рассказ Артынова о Мусин-Пушкинском сборнике вызывает очень большие сомнения.

– Чем же ваши сомнения вызваны?

– В первую очередь – содержанием сборника, которое дошло до нас в пересказе Артынова. По его словам, полное название рукописи: «Книга о славяно-русском народе, о великих князьях русских и ростовских, отколе призыде корень их». Написана она была якобы княгиней Ириной Михайловной вместе со своим супругом Алексеем Богдановичем Мусиным-Пушкиным, стольником царя Алексея Михайловича. По сообщению Артынова, рукопись содержала более 500 страниц, «в дестевую меру, на грубой желтоватой бумаге, и писана кудреватым почерком не одной руки, с картинками и заставками весьма искусной руки». По предположению ростовского краеведа Титова, «это могли быть просто записи, которые собирались и излагались досужими дворовыми для развлечения своих господ, скучавших в деревенской глуши. Но и в этом случае, – оговаривался Титов, – подобного рода рассказы весьма любопытны, так как они часто местного характера – Ростовской области – и носят на себе следы великокняжеских преданий удельной Руси». Позднее нашлись исследователи, которые пошли дальше в своих предположениях и выдвинули версию, что Мусины-Пушкины были только владельцами позднего списка этой рукописи, подлинник которой написал один из книжников ростовского князя Константина, обладавшего богатой библиотекой.

– Как я понял, ни одна из версий не кажется вам убедительной.

– Вы угадали. Я считаю, что Мусин-Пушкинский сборник – еще одна литературная подделка, автором которой мог быть или сам Артынов, или кто-нибудь другой из тех квасных патриотов, которые восполняли отечественную историю собственными измышлениями.

Я не считаю себя «квасным» патриотом, но все нападки на патриотизм вызывают у меня неприятное чувство, словно вижу, как человек пытается сам себя оплевать. Да и к самому Артынову после знакомства с его воспоминаниями у меня появилось доброе чувство симпатии и уважения.

– Чтобы выдвинуть такое серьезное обвинение, как участие в литературной мистификации, нужны очень весомые доказательства. Они у вас имеются?

– Их более чем достаточно. Если верить сделанному Артыновым списку, в Мусин-Пушкинский сборник было включено 120 текстов о князьях языческой Руси восьмого-девятого веков, в текстах чувствуется знание автором Повести временных лет, а главное – желание возвеличить Русь, углубить ее историю в те времена, о которых не осталось письменных источников. Так, например, приводится сказочная повесть «Михей-Русин, ростовец» – про ростовского купца, встретившего во время своих странствий солунских братьев Кирилла и Мефодия и принявшего от них крещение. Случилось это, по утверждению автора сказания, в 860 году, то есть гораздо раньше даты официального крещения Руси. Тут явно просматривается желание автора сборника не только русскую историю сделать более древней, но в придачу приподнять роль и значение в этой истории Ростовского края, объявить его чуть ли не первым центром христианства на Руси. Зная, каким страстным ростовским патриотом был Артынов, можно с большой долей вероятности предположить, что именно он и является автором этого сборника. Скромностью он не страдал, сам себя называл Омиром – Гомером Ростовского края.

– Вы мне так и не доказали, что Мусин-Пушкинский сборник создал Артынов. А с другой стороны, если он действительно автор этого уникального сборника, то человек он безусловно талантливый – сочинить такое большое количество рассказов о несущсствовавших героях и выдуманных событиях. В таком случае, его сборник и впрямь можно поставить рядом с «Илиадой».

Мое выступление в защиту Артынова, как я понял, не понравилось Марине, но небольшую уступку она все-таки сделала:

– Возможно, какими-то древними рукописями он действительно располагал… Но это ничего не меняет, страсть к сочинительству была в нем сильнее потребности в скрупулезном исследовании источников и их целенаправленном поиске. Хорошо сказал о нем известный историк Николай Николаевич Воронин, что Артынов «склонялся к тому направлению, которое в целях утверждения ретроградских исторических взглядов не останавливалось даже перед подделкой источников».

– Если это обвинение опять-таки не было подкреплено убедительными доказательствами, то ему тоже мало доверия.

– Воронин взял конкретное произведение в изложении Артынова – «Сказание о Руси и вечем Олзе» – и наглядно доказал, что это не что иное, как литературная подделка. В примечании к «Сказанию» Артынов сообщил, что оно списано им с «харатейного листа ветхости его ради, а списано верно тож». Владельцем «харатейного листа» он назвал Дмитрия Ивановича Минаева – отца поэта Минаева. Старший Минаев был офицером Семеновского полка, вращался в том же кругу, что и небезызвестный Александр Иванович Сулакадзев – обладатель фантастической коллекции древних рукописей.

О собирателе древностей Сулакадзеве я уже слышал во время расследования судьбы «Слова о полку Игореве», когда в ходе этого расследования неожиданно всплыла история Влесовой книги. Окладин, доказывавший в споре с Пташниковым, что Влесова книга – литературная подделка, высказал тогда предположение, что ее создателем мог быть Сулакадзев. То, что имя этого человека прозвучало рядом с именем Артынова, невольно ставило под сомнение ценность артыновских находок. Но действительно ли Сулакадзев был мистификатором? Есть ли достаточно серьезные основания ставить его в один ряд с купцом Бардиным, подделавшим целый ряд древних рукописей, в том числе и «Слово о полку Игореве»?

Когда этот вопрос я задал Марине, она ответила таким непререкаемым тоном, будто зачитала судебный приговор:

– Сулакадзев – мистификатор, тут не может быть никаких сомнений. Сохранились воспоминания директора Публичной библиотеки Оленина – человека просвещенного и наблюдательного – зафиксированные в книге «Записки Жихарева», изданной в 1892 году в Санкт-Петербурге. Оленин дважды посещал Сулакадзева, так что имел прекрасную возможность составить о нем и его коллекции объективное представление. Что же