…Амрите было семь лет, когда мать ее сильно заболела. Что-то произошло в доме дяди, что именно – девочка не могла понять. За ней приехала родственница (мать называла ее сестрой, но она не была похожа на найярку) – совсем юная женщина, жившая с мужем где-то в Бенгалии. Она увезла маленькую Амриту к себе. Но судьба все разрушила. Девочка не знала, что, собственно, произошло, и лишь позднее поняла, что обе – «сестра» матери и она – попали в самый разгар чудовищных беспорядков, убийств, грабежей и фанатического изуверства, охвативших Индию при разделе между мусульманами и индийцами в 1947 году.

Амрита до сих пор помнит горящую станцию, крики убиваемых пассажиров-индийцев и яростные вопли мусульман, паническое бегство под покровом ночи, знойную дорогу следующего дня с вонью разлагающихся трупов, с встречными людьми, озверело мечущимися, чтобы отомстить убийцам их близких.

– Какая у нас короткая память, – горько сказала Тиллоттама, – совершилось чудовищное злодеяние. Оно не могло возникнуть само по себе. Кто в этом виноват? Странно, но до сих пор никто не расследовал это до конца. Кто-то старается заглушить в нашей памяти последствия.

– Вот вы тоже были последствием. – И художник нежно коснулся кисти ее руки, лежавшей на выступе камня.

Тиллоттама вздрогнула, будто весенняя ночь, жаркая и сухая, наполнилась холодным зимним ветром.

– Не «была», а «есть». Вы не знаете, какие последствия. Так слушайте, – и она продолжала рассказ.

«Сестра» матери Шакила, сама очень молодая, совершенно потерялась в беде. Амрита помнит, что их посадили в поезд, бешено летевший на запад, в направлении, противоположном тому, куда они ехали вначале. Снова была длительная остановка, и снова они бежали, пока не нашли приюта в богатом доме, где прожили несколько дней. Потом дом разграбила банда, в качестве добычи захватившая наиболее приглянувшихся женщин. Шакила вместе с Амритой в конце концов оказались в Пакистане, вместе с сотнями других молодых и красивых женщин, похищенных и проданных бандитами в публичные дома.

– До сих пор ведутся переговоры о выдаче девушек с той и с другой стороны, – закончила Тиллоттама. – Я знаю, что вернули в Индию около сорока женщин.

– Так их больше?

– Гораздо больше! Но многие молчат: зачем они вернутся, как будут жить?

– А Шакила?

– Отравилась в пятьдесят втором году.

– А вы?

– Я не видела ее с тех пор, как меня отдали на воспитание к бывшей девадаси. Из тех, кого звали Лакшми Калиюги, с именем Венкатешвары, выжженным на бедре. Она была не злая женщина и много знала. Учила меня танцам, искусству обольщения, умению украшать себя. Рассказывала наизусть целые страницы Махабхараты. Ну и, конечно, учила всему, что сама почерпнула из Камасутры, Рати Рахасьи и Ананги Ранги…

– Словом, из всех древних сочинений по науке любви… А что же потом? – нетерпеливо подогнал рассказ художник.

– А потом я стала старше, и меня учила другая – мусульманка откуда-то из Северной Африки. Тоже танцам – только другим… арабским…

– А потом?

– Я вернулась к старой хозяйке.

– В этот дом?

– Да, но после полученного образования я стала слишком ценной. Не прошло и двух месяцев, как хозяйка продала меня одному богачу. Он заплатил много!

– Сколько вам было лет?

– Семнадцать. Я совсем выросла по южноиндийскому понятию. В Лахоре считали, что мне больше.

– Как же вы попали в кино?

– Мой повелитель был уже стар и счел более выгодным, чтобы я танцевала в ночном клубе. Меня увидел режиссер Хазруд и привел продюсера. Тот решил, что я очень пригожусь для «специальных» фильмов, уплатил еще более крупную сумму, чем та, которую отдали за меня хозяйке, и вот я здесь. Звезда специальных фильмов, безыменная и несвободная, фактически – рабыня…

– Специальных – это значит, простите меня, порнографических?

– Что ж, это правда!

– О боги, о боги! Как же так! В наше время! – Даярам заметался в отчаянье. – Но почему же вы… можно бежать, вернуться к своим?

– После того как пятнадцать лет была неизвестно где? Да нет, хуже, известно где, без документов, без родных. Семилетняя девочка не знала ничего, только одно свое имя! Куда бежать? И как бежать? Купившая меня кинокомпания не лучше гангстерской шайки. Везде свои люди, везде взятки, по пятам за мной ходят провожатые, одного из них вы видели. Это здесь, а в большом городе меня вообще никуда не пускают одну.

– Но ведь вы же знаете языки, даже английский. Как?

– Продюсер – глава фирмы – американец португальского происхождения. Он нанимал учителей… он хочет сделать меня главной звездой.

– Таких фильмов? А вы?

– Что угодно, только не туда, где погибла Шакила! У них есть способы крепко держать меня.

– Какие?

– Лучше не говорить!

Взошедшая луна осветила ее поднятую голову и полные слез глаза, смотревшие так глубоко и пристально, будто вся душа Тиллоттамы пыталась перелиться в душу художника. Рамамурти схватил ее руку.

– Тама, я готов сделать все. Пойдемте со мной. Я не богач, не родич влиятельных лиц, а только бедный интеллигент. Все, что я могу, – это увезти вас, вы обретете вновь родину и положение человека… Бежим скорее!

Она вздохнула глубоко, несколько раз, стараясь подавить охватившую ее дрожь, и покачала головой:

– Не сейчас, Даярам! Надо выбрать время, иначе вы подвергнетесь большой опасности, а меня увезут, и мы больше никогда не встретимся.

– Когда же?

– Через два дня мы закончим здесь съемки. Потом мы должны ехать к магарадже Рева, его княжество недалеко отсюда. Ночью послезавтра – вот когда. Надо исчезнуть так, чтобы они не смогли сразу напасть на след и мы бы успели скрыться в глубь Индии.

– В Траванкор?

– О-о! – И опять волна нетерпеливой дрожи прошла по ее телу.

– Значит, на вторую ночь после этой, в час ночи, здесь.

– Нет, лучше в развалинах часовни, сразу за гостиницей. Там рядом дорога.

– Условлено! Если что-нибудь изменится – почтовый ящик в пасти льва.

– О боги! Боюсь подумать! А теперь пора!

Даярам перескочил перила балкона и бережно принял Тиллоттаму, прыгнувшую следом. На миг ее крепкое, горячее под тонким сари тело прикоснулось к нему, и у Даярама перехватило дыхание. Она отступила, тревожно оглянувшись.

– Не надо, не провожайте меня!

– Я только до ограды, сквозь кусты!

Художник довел ее до выхода на дорогу к гостинице. Тиллоттама повернулась, сложила руки в намасте, и снова Даярам увидел ее громадные глаза, старавшиеся заглянуть в потайные недра его души. Теперь в ее взоре ярче всего светилась надежда. Кто смог бы обмануть ее? Уж, во всяком случае, не он!