текло медленно, в тот час как в голове ежесекундно проносились тысячи мыслей и воспоминаний. С самого детства до текущего момента. Вся моя жизнь была завязана на детях, на их защите и воспитании. Как противно осознавать, что и смерть моя будет по вине ребёнка… Но я не сомневаюсь, Милана ни в чём не виновата.

Я отрешённо поднял заряженное оружие перед собой и прицелился. Руки не дрожали не потому, что я не боялся, а потому, что они не чувствовались как мои руки. Взглянул на прицел исподлобья, на мушке показались оборотни. Подул ветер и снёс мой капюшон, как раз в эту секунду с моего глаза потекла слеза. В честь чего? Не знаю… Но чувство не из приятных. Наверное, мне грустно покидать этот лагерь. Он за это время стал частью моей жизни… И его ребята, события, происшествия. Всё это отпечаталось в моём сердце, которое сейчас будто находится в наркозе.

— Да сожрите вы уже его! — Кричала неподалёку Милана.

Если я умру по желанию ребёнка, значит при жизни я был не таким уж и хорошим вожатым… Простите меня… Слёзы продолжали литься, и я нажал на спусковой крючок. Мокрая от крови подушечка пальца зажала курок, и ружьё с грохотом выстрелило. Звери все как один взревели от бешенства, кто-то встал на две лапы и завыл. С первым выстрелом вспомнилась моя семья и первая любовь. Интересно, она меня до сих пор вспоминает? Я начал делать шаги вперёд. Палец снова нажал на курок, произошёл громкий выстрел. Вместе с ним я вспомнил про то, как учил Дениса играть на гитаре, пока Иоанн был на работе и в разъездах. Оборотни зарычали сильнее и ринулись ко мне всей кучей, после чего я выстрелил третий раз. В мыслях нарисовалась картина нашего лагеря, с самого начала приезда и до концерта. Вспомнив всех ребят и девочек, с которыми мне удалось повидаться за это время, я заплакал сильнее. Мне… было приятно проводить с вами время… Я надеюсь вы вырастите достойными людьми.

Огромная кисть с длинными острыми когтями сбила с рук моё ружьё, оно разлетелось на несколько частей и упало на землю. Все мои выстрелы всё равно прошли мимо. Второй зверь налетел на меня и сбил с ног, к нему добавились и другие. Уже не чувствовав ничего, я последний раз выглянул на Милану. На неё… никто не напал… Это вызвало у меня улыбку, которая почти мгновенно стёрлась, превратившись в кровавое месиво под когтистыми лапами оборотней…

Григорий Нестеров.

Подвал коттеджа.

Полчетвёртого ночи.

Иоанн… сучий сын… Меня переполняла ненависть и злоба, состояние граничило с безумным и сумасшедшим. После того, как мой план был разрушен, меня сразу же поймали и привязали в наручники в этом сыром подвале. Нелюди… Твари… Все они… Теперь их уж точно никто не спасёт, по крайней мере, у меня уже нет шансов предотвратить столько смертей.

Когда я жил в Зауралье, обычаи тут проходили безумные. К счастью, меня они не касались, ибо я родился в единственной грязнокровной семье в деревне. Жители почитали и молились одному человеку, как своему богу и спасителю, этим человеком был Влад Цепеш, вместе со своей семьёй депортированный в здешние края. Бабушка рассказывала много историй о них, в которые я с радостью верил. Юный впечатлительный мозг легко поверил в существование вампиров и оборотней. Все жители деревни считались вампирами, их всех превратил Дракула, ведь именно он был дарован способностью обращать обычных людей в себе подобных. Влад очень долго прожил и умер в деревне, оставив после себя лишь клык, по его просьбе подаренный сильнейшему вампиру среди всех. О свойствах клыка я не знаю, если они вообще существуют.

После смерти Дракулы жители деревни стали почитать его память особым обрядом, который проводят раз в десятилетие. По неизвестным моей семье причинам, после обряда слабые вампиры переходили в последнюю стадию превращения, их тела изменялись до неузнаваемости, но рассудок оставался таким же. Сильные вампиры могли контролировать превращение, поэтому ночью они просто становились намного сильнее обычного, не теряя облик, но если захотят, они могут превратиться, причём несколько раз. И те, и другие теряли эти способности после наступления утра. Моей семье не нравилось такое соседство, хоть наш дом и не трогали оборотни, поэтому мы переехали. Меня буквально никто не любил из деревни из-за крови и той важности, что подарил нам Дракула. Мне повезло жить при проведении этого обряда, и тогда, ещё в самом детстве, я дружил с одним вампиром, который и по сей день считается самым сильным в деревне. Мы были лучшими друзьями.

Я со всей дури ударил по бетонной стене из-за безысходности. Левая рука была прикована к водопроводной трубе, ведущей наверх, правая же могла спокойно гулять одна, только поблизости не находилось ни одного предмета, как-то способного помочь мне. На потолке горела длинная лампа, в лучах видны частицы пыли. Мне… нельзя больше здесь находиться. Я должен… попросить помощи. Один не справлюсь. Уже пытался. Дети ведь ни в чём не виноваты… Они не должны быть для жителей-психов каким-то ужином. У стороны лагеря искать помощь бессмысленно… Если со стороны деревни… Нет… Он не станет мне помогать после такого отношения к себе… Тем более, у него другие принципы.

Я услышал странный шорох сверху у стенки. Там была щель, ведущая наружу, прямо на задний двор коттеджа. На улице лил дождь, из щели тихо текла вода. Оттуда посыпались кусочки земли, и вдруг ко мне упал какой-то предмет… Обычный спичечный коробок, похоже, с чем-то лёгким внутри. Я открыл его одной рукой и скривил лицо непонимания. Внутри лежало три скрепки и записка с корявым почерком: «Удачного побега из тюрьмы:)»

— Твою ж мать, маленький засранец… И как я это сделать должен? — Почему-то с улыбкой на лице сказал я, осознав, кто это пришёл ко мне на помощь.

Я принялся ковырять замочную скважину в наручниках, и только спустя десяток минут, две сломанные скрепки и несколько порезов на пальцах, моя рука освободилась. Наконец-то я встал и размял всё тело, которое чудовищно ныло из-за неудобного положения во время моего заключения. Что ж, мне удалось освободиться, а значит теперь осталось пробиться сквозь вожатых и выйти на улицу, затем встретить Андрея и обговорить план. Не бойтесь, дети, мы постараемся вас спасти…

Глава 41. Гори, гори ясно

Я бросил наручники куда подальше и размял своё запястье. Стены подвала состояли целиком из